Журнал "Здоровье" №1 (49) 1959

Словно охотник, по едва заметным приметам выслеживал он весь извилистый путь недуга и, наконец, настигал его в каком-нибудь укромном месте. Но там, где охотника ждала удача, для Минха начинались лишь новые трудности: надо было понять, как проникла сюда болезнь, почему удалось ей разрушить и в конце концов побороть здоровое, сильное тело, которое еще недавно жило, чувствовало, волновалось. Сложные и увлекательные загадки решал Георгий Николаевич Минх. Но не всегда, далеко не всегда, находил он на них верные ответы. И дело, конечно, было не только в пределах его личных способностей, а в том, что нет для человека более трудного предмета исследований, чем живой организм — уж очень скупо уступает он свои секреты даже самым проницательным медикам. Иной из таких задач достаточно, чтобы поглотить интересы целой жизни, другая занимает умы нескольких поколений ученых и все-таки остается загадкой.

Ему шел сороковой год, когда он круто изменил привычные занятия, отложил на время свой анатомический скальпель и поразил всех силой воображения и воли. Минх сделал отважную попытку проникнуть в мир заразных болезней, он решил открыть способ распространения одного из повальных и самых тяжких бедствий — возвратного тифа. Выбор был не случаен: работа в морге подсказала ему, какой недуг совершает на людей наиболее опустошительные набеги. Тиф в этом отношении был под стать лишь голоду, не зря между ними издавна существовала какая-то незримая роковая связь. Нищета и запустение были вечными поводырями болезни, но почем у-то никому и в голову не приходило, что в мрачной последовательности, с которой тиф идет по их пятам, возможно, скрывается ключ к его загадке. Первым об этом подумал Минх.

«Неурожай и горячка — что между ними общего?» — спрашивал себя ученый, но сколько ни размышлял он о неведомой причине, породившей этот странный «союз», объяснение не приходило. Догадок, конечно, как всегда в таких случаях, было великое множество, но чтобы хоть одна из них превратилась в достоверное открытие, нужны были точные факты, а их-то ему как раз и не хватало. Твердо он был уверен лишь в том, что тиф — болезнь заразная. Всего несколько месяцев назад он узнал одну из последних новостей 1873 года: немецкий врач Обермейер, обнаружив в крови тифозных больных тончайшие спиральные микробы, без колебаний приписал им роль возбудителей возвратной горячки.

«Раз «кровь больного содержит микробы, — подумал ученый, — она, несомненно, должна быть заразной и, стало быть, если ввести ее человеку, он непременно заболеет тифом…» Мысль его вдруг оборвалась, но он помедлил и все же закончил ее: «…заболеет и… может быть, умрет». Да, только ценой смертельного риска мог он разоблачить смерть. Неприятная дрожь пробежала по телу, слишком ясно представил он себе последствия такого опыта. Но выбора у него не было: попытки заразить животных окончились неудачей. Чтобы раз и навсегда покончить со всякими сомнениями, оставался лишь один выход — привить зараженную кровь самому себе. Товарищам он не осмелился даже намекнуть на такую жертву. Да и хватило ли бы у, него духа поставить на карту чужую жизнь? Уж если рисковать, то только своею, — эту заповедь русских врачей он чтил свято.

«Ну, предположим, человек умрет, — вернулся он к своим мыслям. — Что же из этого?» Здравый смысл не замедлил с ответом: «Значит, надо оставить эту безрассудную затею». Но голос ученого чуть (громче сказал: «Если опыт удастся, я докажу, что заразное начало передается с кровью, и тогда нетрудно будет догадаться, кто разносит его». Кто разносит его? И он снова вспомнил грязные ночлежки и курные избы, над которыми вечно витал призрак тифа, казарму, где на нарах метался в горячечном бреду молодой новобранец, а вскоре вокруг него вповалку валялась половина взвода, и, наконец, совсем недавнюю историю в больнице, когда зараза веером рассыпалась от одной койки по всей палате. Минх уже почти не сомневался в виновнике всех этих бедствий. Чтобы настигнуть его, нужно было сделать всего лишь один шаг. Этим шагом был эксперимент с зараженной кровью. И он сделал его.

Вечером, когда все врачи разошлись по домам, он зашел в тифозную палату, отослал зачем-то сиделку и быстро насосал кровь больного в узкую стеклянную трубочку. Затем засучил рукав сюртука, надсек на предплечье вену и, плотно прижав к ней конец капилляра, стал смотреть, как вытекает из него густая темно-бурая жидкость. Потом он почти бегом направился в свою лабораторию и, выдув из трубочки последнюю каплю на стекло, бросился к микроскопу. Кровь кишела спирохетами возвратного тифа. Теперь он мог успокоиться: все условия опыта были соблюдены.