Журнал "Здоровье" №11 (95) 1962

Метров двадцать ползли на животе. Слышно было, как впереди тяжело, с хрипом дышит и кряхтит начальник. Всякий раз, передвинувшись и подтягивая носилки, Баранцев приподнимал голову и больно ударялся о верхнюю балку. Стало нестерпимо жарко, пот заливал глаза. Наконец начальник перед ним выпрямился. Они выбрались в лаву.

По крутому, засыпанному углем склону к ним осторожно спустился маленький инженер по технике безопасности.

Начальник вопросительно посмотрел на него. Тот кивнул вверх.

— Жмет. Как никогда.

Где-то там пронзительно завизжала выворачиваемая балка. Потом глухо стукнула.

И вдруг Баранцеву стало страшно. Он сразу ощутил на плечах неимоверную тяжесть земной громады. Захотелось мгновенно очутиться наверху, где солнце, и высокое небо, и ветер.

— Никого туда не пускать! — сказал начальник и оглянулся на Баранцева — Пошли.

Там наверху, у края щели, где шла добыча, навзничь, придавленный балкой, лежал Семенов.

Сперва Баранцев увидел на белом лице в глубоких провалах огромные оранжевые зрачки. Потом все тело. Вдавленное в землю, оно билось мелкой, равномерной дрожью.

Острый конец сломанной балки пробил мышцы ноги, пригвоздил Семенова к земле. Другой конец балки краешком зацепился под сводом. Огромная глыба рухнувшей породы чудом держалась на этой наклонной балке. Дернется ли посильнее Семенов, стронется ли балка — конец.

Рядом на корточках сидел шахтер и крепко держал Семенова за руку. Несколько человек молча стояли поодаль, пригнувшись.

А титанические силы продолжали свою работу. В земной громаде невидимо перемещались гигантские пласты. Через какую-то щель над головой с непрерывным шорохом сыпались и скатывались кусочки породы. И вот где-то неподалеку тихо и тонко запел сверчок.

— Сейчас крайнюю вывернет! — охнул кто-то рядом.

Баранцев почувствовал, как кто-то больно сжал локоть. Не глядя на него, чуть слышно начальник спросил:

— Ну? Что делать?

И вдруг он увидел, как оранжевые зрачки Семенова остановились на нем, черные, закушенные губы дрогнули. И скорее угадал, чем услышал:

— Принесли… таблеточку… — И дуновение улыбки пронеслось по белому, смертельно окаменевшему лицу Семенова.

И, не рассуждая, движимый горячей волной любви и жалости, Баранцев бросился к нему.

— Берегись, доктор! Назад! Осторожнее! — кричали сзади,

С неожиданной для себя ловкостью и четкостью, будто тысячу раз делал это, разрезал он резиновый сапог, одежду, обнажил рану. Он слышал, как притихли вокруг, как все пронзительнее пел рядом сверчок.

А люди смотрели, завороженные, боясь шевельнуться. Теперь под нависшей, качающейся глыбой были двое.

— Режь, доктор! — шептал Семенов. — Напрочь режь!

Но будто кто-то посторонний водил рукой Баранцева.

Он осторожно отделял размозженные ткани, старался не перерезать ни одного лишнего волоконца.

«Сохранить ногу! Сохранить ногу!» — властно диктовал ему кто-то изнутри.

Мельком он увидел белки закатившихся глаз, как будто издалека услышал долгий, вырванной болью сквозь зубы стон. Какой-то глухой шум возник над ним и стал расти, выбиваться из-под него, окружать. Кто-то шептал сзади:

— Скорей! Скорей! Скорей! Падает!..

И еще он видел две руки, сцепившиеся пальцами, судорожно, насмерть, грубыми, потресканными пальцами, покрытыми угольной пылью. Это товарищ продолжал держать за руку Семенова.

Последний разрез, чтобы развести мышцы, освободить ногу.

— Бери! — услышал он собственный голос.

Осторожно, страшась задеть балку, подняли и понесли.

Там внизу у выхода из лавы он видел, как ринулись вверх по склону шахтеры, по двое, неся короткие столбы подпорок. Точно снаряды в бою.

— Станови! Станови! — командовал громкий голос начальника.

Носилки стояли на земле в ожидании клети. Семенов лежал молча, с закрытыми глазами, морщась от боли. Баранцев, безмерно уставший, безразличный ко всему, стоял в стороне, прислонившись к холодной стенке. Только старичок фельдшер все суетился и снова и снова рассказывал подходившим шахтерам:

— Конечно, тут бы просто отрезать. Скорее. А он аккуратно. И будет нога! Будет ходить! А глыба-то как качается. Ох, думаю, сейчас рухнет, ведь что — мокрое место! — и влюбленными глазами смотрел на Баранцева.

Товарищ Семенова молча стоял рядом с носилками, не спуская с него глаз.

— Почему оно получилось? — спросил кто-то у парня.

Баранцев вспомнил, как Семенов кричал ему утром: «Вы за нас денег не заработаете». «Значит, за деньгами поторопился», — с горечью подумал он.

— И не на своем участке, ведь вон какое дело! — нараспев говорил молодой шахтер. — Я ему: не надо, говорю, иди. Он в нижнем забое рубал. А пришел поглядеть. Я у него раньше робил. Учеником как бы. Вторую неделю, как самостоятельный участок дали. Переживал он за меня. — Парень растерянно оглядывал собравшихся, словно оправдывался. — Ну, участок трудный, больше крепишь, чем рубаешь. Не даем и не даем плана, хоть ты что! А тут стойка эта как запоет. Я еще говорю: проклятая, опять ее менять. А он мне: давай, говорит, рубай, я сменю. Стал менять. И вдруг слышу, за спиной у меня как ударит… Не успел он, значит, достала…