Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг.

Однако гендерная дискриминация встречалась и тогда, когда нужды индустриализации требовали рабочих рук. Вот, например, заметка, подписанная «Рабкорки «Карабашского рабочего»[268] (13 подписей). В ней очень убедительно и на конкретных примерах показывается, что в городе Карабаше Уральской области не выполняются решения партии по внедрению женского труда и улучшению бытового обслуживания работниц. Что же неладно было с женским трудом в Карабаше?

Острый недостаток рабочей силы не заставил хозяйственников привлечь женщин на производство. Отговорки «старые и «затрепанные»: «женщины – не столько работают, сколько декретным пользуются», «женщин примешь – нужны ясли, а у нас рабочим не хватает квартир» и т. п.

Женщины работают хорошо: бригада женщин-строителей выполняет план на 107–120 %. Бригада каменщиц на кладке фундамента ставит рекорды – 120 и 160 % и т. д. Но хозяйственники все равно считают, что работницы плохо воспринимают указания, а заниматься их подготовкой некогда. Есть факты неравной оплаты за равный труд. Вовлечение женщин в производство тесно связано с недостатком детских учреждений. Отобрали ясли под школу, отдали дом для детского сада под больницу, не ремонтируют ясли и т. д.

Этот пример показывает, что даже в условиях форсированной индустриализации, дефицита рабочих рук изменения гендерных стереотипов происходили медленно.

В 1930-е гг. по письмам читательниц «Работницы» уже видно, какие представления у них сложились в результате активной пропаганды 1920-х гг. Они пробуют писать рассказы, заметки, стихи. В этих первых опытах они повторяют те идеи, которые уже несколько лет им транслируют профессиональные журналисты. В обзоре творчества самодеятельных авторов Е. Чернышова, журналистка «Работницы», приводит примеры удачных произведений читательниц. Это интересный пример обратной связи, пример того, как пропаганда 1920-х гг. преломляется в сознании работниц.

«Производственные темы наиболее близки нашим рабкоркам-поэтессам», – пишет автор, – «удачные строчки говорят за то, что писать стихи они могут и должны»[269]. При этом Е. Чернышова отмечает, что стихотворения читательниц ценны тем, что они искренни. У читательниц наша жизнь «вызывает бодрое чувство радости и стремление к борьбе и победам». Важно отметить, что читательницы воспроизводят все привычные аспекты производственной тематики, взятые из публикаций журнала. Это: положительные эмоции, которые вызывает труд (радость, веселье), любовь к «родному» заводу или цеху, воля к преодолению препятствий, борьба за показатели, против помех и своей слабости, военная лексика в описании событий «на трудовом фронте». Рабкорка Цисельская в стихотворении «У станка» пишет и о том, что «идет работа споро, ткачиху веселя», и о том, что ведет «смелый бой с ленью» и борьбу «с прорывом». Налицо и положительные эмоции, и военная лексика. Ученица слесаря Ира Третьякова упомянула и «веселые стружки», «и пестрый работой и радостью день», и что «хочется с радости петь мне частушки».

Многие самодеятельные поэты напоминают о необходимости учиться. Мария Ершова написала стихотворение о том, как она учится и вспоминает «родной» завод. Ее душа, как птица, «рвется» в знакомые цеха, вечер «точит лунным рашпилем в тиши голубые грани», девушке чудятся станки, «пение и отблески» машин. Но главная ее цель – учеба, она даже добивается «роста своего рабочего стиха»:

Пусть учеба нагружает плечи,
Тяжелей, чем на заводе груз,
Знаю я – с родным заводом встречусь,
Победив учебой трудный вуз[270].

Производственная конкуренция между полами была подана пропагандистами и понята женщинами как необходимость овладеть всеми «мужскими» профессиями, в том числе и такими, которые очевидно вредны и тяжелы для женщин.

Профессии, совсем не подходящие для женщин с современной точки зрения, активно пропагандировались в «Работнице» и «Крестьянке». Девушки строили московское метро, на их примерах подробно рассказывается о «преодолении трудностей». Девушка-«шахтерка»[271] рассказывает журналистке, как не умела «обращаться с лопатой, с киркой. Лопата казалась мне очень тяжелой, кайло крутилось в руках и не слушалось меня. Ребята показали мне, как надо пользоваться инструментом, и теперь я хорошо владею им. Очень хочется попробовать работать отбойным молотком… Сейчас я работаю по откидке породы, нагрузке вагонеток и откатке… Трудности меня не пугают». Также на примере строительниц метро рассказывается о новых женских профессиях: «приятная, высокооплачиваемая работа по отделке»[272] у мраморщицы и полировщицы – разрезание, отделка мрамора и подгонка по рисунку, полировка мрамора вручную. Откатчица Аня Филиппова вспоминает, что «никак не могла научиться работать лопатой, потом втянулась, увлеклась…», стала бригадиром. Ее бригаду неоднократно перебрасывали на отстающие «рогожные» участки, пока там не выравнивались показатели и не снимали «рогожное» знамя[273].