Жуть-2

Вадик ускорился. Ещё не хватало поверить.

— Вот, — Косарёв поднял руку. — Твои часы.

Вадик остановился, готовый в любой момент сорваться с места. Уловка? В голосе Косарёва было что-то просительное, не злое, и Вадик решился. К тому же, как он уже понял, но не успел свыкнуться, убегать было бесполезно. Не сегодня, так завтра. А если Косарёв попытается его ударить, возможно, он осмелится ответить. Один на один.

Косарёв приблизился и протянул часы. Сцепленные половинки ремешка висели на единственной штанге, циферблат прочертила царапина, но Вадик не рассчитывал увидеть и этого. Он успел попрощаться с часами.

— Забирай, — сказал Косарёв и сдул со лба чёлку.

Вадик протянул руку и взялся за ремешок, готовый к тому, что Косарёв сейчас рванёт его на себя, врежет под дых, а из-за деревьев с гоготом выскочит вся стая.

Часы остались в его руке. И он спрятал их в карман брюк.

— Ты этого… извини. Я не хотел в этом участвовать.

— Ага, — кивнул Вадик, не зная, что сказать. — Спасибо.

— Ты домой? Туда?

— Да.

— С тобой пройдусь.

Он пошёл справа от Вадика: руки в карманах, взгляд то под ноги, то в глубь двора.

— Только в школу их не носи, — сказал Косарёв, когда они миновали арку и затопали под вывеской швейного ателье. — Я Шиме скажу, что хотел их продать, но потерял.

— Не буду, — кивнул Вадик.

— Ты вроде нормальный парень, а им… им всё пофигу. Даже друг на друга…

Шли молча. Вадик сжимал в кармане часы.

— Я после этой четверти переведусь, — снова заговорил Косарёв. — Родичи трёшку выцепили в Северном. Так что…

У Вадика едва не вырвалось: «Везёт!» С переводом в другую школу, да и с квартирой. За эти минуты он странным образом привык к присутствию Косарёва, к тому, что они идут рядом и худо-бедно беседуют. В школе «Свои» существовала особая должность «старшего брата». Если ученики с чем-то не справлялись, если им хотелось поделиться с кем-то своими секретами, они обращались к «страшим братьям», которых набрали из семнадцатилетних — двадцатилетних парней (учителя — «старпёры» — не подходили). На секунду Вадику захотелось, чтобы Косарёв, хоть тот и был его одногодкой, стал ему «старшим братом».

— Вадя! — позвали из дверей продовольственного магазина. — Сын!

Вадик замахал отцу, а потом повернулся к Косарёву.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарил он.

Косарёв растеряно кивнул в ответ и, не вынимая рук из карманов, пошёл к ларькам на остановке.

* * *

Мария Тимофеевна зашла в мастерские за пятнадцать минут до звонка. Все сразу притихли — увидели её лицо. Классная не извинилась, не поздоровалась с трудовиком, усатым и подозрительно непьющим Фомой Юрьевичем, а замерла у сверлильного станка и стояла так минуту или две, словно забыла, зачем пришла. Вадик заметил влажные полосы на щеках классной, воспалённые глаза, и подумал: «Только не Талишко. Пускай это будет Клюй». Он почему-то был уверен: случилось что-то плохое, ужасное, и именно с Талишко или Клюем, которые сегодня не появились в школе. Запах стружки лишился медовых ноток, стал кислым.

Шима сел на табуретку, закинул ногу на ногу — не на уроке, а в кинотеатре. Разве что с молотком в руке.

— Мария Тимофеевна, — робко позвал Богомолов.

Трудовик кашлянул в кулак.

Классная вздрогнула и будто только сейчас увидела, где находится.

— Олег Клюй умер, — она схватилась рукою за рот. — Господи, как же так…

Боёк молотка громко тюкнул о дощатый пол, и все повернулись к Шиме.

* * *

Клюй умер. Точнее, его убили.

Тело нашли между городским пляжем и Клубом юных моряков: на прогнившем деревянном мостике, ведущем к воспоминанию о пирсе, шести илистым столбикам. Клуб, на памяти Вадика, уже несколько лет не работал (одинокий кораблик с одиноким сторожем), пляж не сильно привлекал горожан даже летом (недалеко имелось два более удобных и чистых водоёма), а речной берег прятался от дороги за полосой высокого кустарника; на мёртвого школьника наткнулись местные алкаши. Труп не успел остыть.

Утром Олег Клюй ушёл в школу (семья Клюев жила в трёх домах от Клуба юных моряков, и Олег часто срезал путь вдоль реки), а в одиннадцать часов над его телом уже сидел хмурый судмедэксперт.

Мальчика задушили.

Это попало в газеты, криминальную сводку.

Телеканал показал притоптанный пятачок земли слева от тропинки, которой Клюй ходил в школу; огрызок пирса был где-то рядом, возможно, за золотисто-коричневым хрупким частоколом рогоза. Что-то невнятно пробормотал в камеру краснолицый субъект, нашедший труп, рядом покачивался его собутыльник. Дали комментарий из Следственного комитета. Директор школы рассказала о семье убитого: контактная, ответственная (про то, что Клюй-старший приходил на собрания подшофе, директор умолчала), отметила, что Олег был очень общительным мальчиком и всегда откликался на просьбы классного руководителя. Директор сидела в своём кабинете в тёмно-зелёном платье, которое надевала в прошлом году на выпускной вечер, сложная причёска стоила половины месячного оклада.

Олег был единственным ребёнком в семье, его похоронили в пятницу.

О чём телевизор и газеты умолчали, так это о том, что мальчику отрезали уши и кусок щеки.