— Ведь это бред, что я могу отменять прошлое. Разве мочь человек, — он сказал «человек» как-то особенно, с усилием, — жить в другой время, который идёт… — он замялся, подбирая нужное английское слово, и не найдя его, продолжил, — не параллель с настоящим? Нет, я такой не мочь. Пошутил. Давайте арбуз.
Лёнчик, словно во сне, точно это был не он в своём теле, протянул ему дольку.
— Пожалуй, нам пора, — произнёс он, кивая Маше, — у нас еще дела намечались.
— Ах да, — она вскочила, — у нас были еще дела на вечер, спасибо, что нашел время с нами пообщаться, если хочешь, можешь доесть арбуз, или ты хочешь готовить свою Рамадан-еду?
— Спасибо, — произнёс Роза, — было интересно с вами пообщаться, это было… — он задумчиво облизнулся, — вы мне очень понравились.
— Ха-ха, — рассмеялась Маша, — ты тоже нам понравился. Было весело, спасибо.
Через пару минут всё произошедшее стало казаться Лёнчику сном, как бывает, когда просыпаешься, и в первые минуты возвращения в явь, виденное до пробуждения кажется реальней самой реальности, потом оно мутнеет, тускнеет, распадается на волокна и уносится прочь, в забвение и пустоту, чтобы раствориться в ней без следа и навечно. Это действительно похоже не время, которое «не параллельно», то есть перпендикулярно, события происходят в нём, множество их проносится за какое-то крохотное мгновение, целая жизнь может уместиться в одну единственную крупинку, неизмеримо мелкую корпускулу реального времени, того самого, в котором мы все привыкли жить. Но ты пережил её, эту крупинку, впитал в себя её суть, пережил её по-настоящему, словно она была реальной, и воспоминания о ней, если сразу же не утонут, в памяти остаются надолго. А что такое жизнь, если не последовательность подобных воспоминаний, с которыми ты продолжаешь жить, и которые время от времени перебирашь? И разве так важно, настоящие они или выдуманные, случались ли они на самом деле или их принесла с собой та самая, неразличимая в реальности корпускула выдуманного, ненастоящего времени?
Ханту Райа — имя, которым назвал себя Роза. Лёнчик полез в Интернет смотреть что это такое, и, пока Маша принимала душ, а сам Роза таращился на неё через центральную шахту из окна кухни, Лёнчик вычитал следующее:
— Я готова, — сказала Маша из ванной.
— Минуту, — ответил Лёнчик, поднимаясь от ноутбука, — тоже схожу.
Под душем он пытался настроить себя на романтический лад, но в голову лезло совсем другое. Покоя не давало то, что какой-то непонятный малайский призрак, пусть и самый великий из местных, может овладеть супругой своего повелителя. «А кем он решит овладеть, — размышлял Лёнчик, — если у него не окажется никакого повелителя? Кого тогда он станет делать богатым, и каких таких врагов будет убивать? И вообще, каким образом он вообще способен проворачивать подобные вещи? Прямо чертов джинн из бутылки».
Капли воды скатывались по его лицу, от тела шел пар, окно вентиляционной шахты запотело. За ним, через шахту глубиной в семь этажей, готовил себе халяльную пищу великий призрак Ханту Райа. «Какой еще призрак? С чего это я взял, почему вдруг стал верить во все эти сказки? Да, этот кошмар выглядел реально, но разве не кажется он сейчас каким-нибудь дурацким наваждением? Маша ничего не помнит. Руки и ноги целы, всё нужное на месте. На всякий случай, надо быть осторожней эти два дня, — решил для себя Лёнчик, — держать ухо востро и поменьше лезть к этому Ханте, или как его там».
Он вышел из душа совершенно не в том приподнятом настроении, с которым его надеялась увидеть Маша. Несмотря на все её усилия, он снова разочаровал её своей вялостью и отсутствием желания, она отвернулась к окну и с грустью посмотрела на мерцавшие у горизонта башни Петронас.
Утром Маша начала капризничать. Долго валялась в постели, а затем потребовала сходить на рынок за фруктами. Лёнчик знал, чего она хочет, но не мог ничего поделать, у него снова разыгрался этот противный ржавый зуд. Кроме того, он слышал, как на кухне, несмотря на позднее для этого время, копошится с тарелками Роза. Возможно у него случилось какое-то окно в работе, или он просто опаздывал, но возился он долго, ходил, таскал какие-то пакеты, дёргал телевизор, и так часов до девяти.