Жуть-2

Лёнчик тоже тянул с уходом, не желая оставлять Машу с ним наедине. А та всё валялась на кровати, выстреливая в него то одной своей смуглой ножкой, то другой. В иных обстоятельствах Лёнчик не упустил бы случай, и непременно воспользовался бы таким её шаловливым настроением.

— И проследи, чтобы кокос не выливали в пакетики, — уточнила Маша, — мне так не нравится. Мякоть тоже вкусная.

Он выбрался из комнаты только после того, как услышал стук решетки, за которой обувь привычно пряталась от коридорных воришек. Тогда он оделся и вышел. Внимательно осмотрел коридор, прошелся до самого конца вдоль других квартир, заглядывая в их запертые обувные клетки, пробежался взглядом по углам, проверил выход к пожарной лестнице. Удостоверившись, что Роза нигде не прячется, Лёнчик спустился вниз на лифте, постоял у подъезда, присматриваясь к людям у бассейна и в саду, миновал охрану на проходной у ворот и устремился к торговцам фруктами. Купил всего, как обычно, развесил пакеты по загнутым крючками пальцам и отправился в обратный путь.

На своём этаже он остановился у клетки и присмотрелся к замку. Уходя, он постарался запомнить его положение. Оно не изменилось, от сердца отлегло, но за дверью он услышал сопение и вздохи, по которым, словно лодочки по пенистым волнам, проносились страстные, и до ужаса знакомые стоны. Лёнчик прошел через гостиную, между черным диваном и телевизором от вентилятора у него в руках прошелестели пакеты, он сжал их крепче, приблизился к комнате и толкнул дверь. Увиденное там выходило за рамки возможного — под Машей на постели лежал он сам. Его тело, его голова, и его лицо, только не из зеркала, а как на фотографии, во всех подробностях и мелочах — цвет кожи, рост, глаза, пальцы, ногти, всё в точности — это был он, лично он — Лёнчик.

Неожиданное удушье сковало шею, его ноги подкосились, и тело рухнуло на пол. Чернота расползлась перед глазами, и время остановилось.

— И проследи, чтобы кокос не выливали в пакетики, — уточнила Маша, — мне так не нравится. Мякоть тоже вкусная.

Лёнчик поднял перед собой руку, разглядывая пальцы. Подошел к зеркалу, сделал глубокий вдох и выдох. В кармане у него были деньги, он пересчитал. Он еще не ходил на рынок. Вдалеке звякнула клетка, это ушел Роза.

— Ну, — произнесла Маша, — он ушел. Чего теперь ждёшь?

Лёнчик вышел из комнаты проверить. Затем вернулся, молча расстегнул ремень, стянул с себя шорты, затем трусы и бросился к ней в постель. Сначала он был сверху, затем сбоку, сзади, а потом она оседлала его, положив на спину, в этот момент дверь открылась и в комнату вошел человек с пакетами в руках — Лёнчик.

— А-а-а, — завизжала Маша, скатываясь на бок и заворачиваясь в одеяло.

— Хочешь, — улыбнулся один Лёнчик другому, — я сделаю тебя богатым?

Рейс UN 551

Где-то над Бенгальским заливом

Несколько дней спустя

В самолёте, потягивая Скотч, Лёнчик рассеянно думал над тем, как можно отличить увиденное во сне от настоящего прошлого. В том случае, что ни то, ни другое не оставляет никаких вещественных доказательств, а только эмоции. «Впрочем, — решил он, — здесь я не совсем честен сам с собой, доказательства всё-таки есть. Конечно, я жив, здоров, и никаких сросшихся переломов или заштопанных шрамов у меня нет, но как же быть с этим?»

Он осмотрелся, рядом с ним спала Маша, стюардесса то и дело заботливо поправляла на ней плед, а его шепотом спрашивала не принести ли еще чего выпить. Да, доказательства очевидны — он первый раз в жизни летит первым классом. Только один вопроса не дает покоя — насколько всё это реально?

Он допил Скотч. Маша проснулась. Её глаза отливали чужим кровавым блеском.

Грешница Максим Кабир

Сергей кончил и почти сразу же уснул. Таня, всё ещё ощущая внутри себя неудовлетворённое до конца пульсирование, села на кровати и спустила ноги на пол. Холодный линолеум неприятно обжёг босые пятки. Небольшой облезлой батареи не хватало, чтобы согреть просторную залу сталинки, и на чувствительной коже Тани выступили мурашки. Храп Сергея окончательно отрезвил Таню от слишком быстро закончившейся близости, а далеко не комнатная температура выветрила алкоголь. Зябко ёжась, она огляделась по сторонам. Единственным источником света был фонарь за окном, и его расплывшийся желток превращал комнату в больничную палату без единого признака уюта. Вся мебель — кровать да принесённый из кухни стул, причём кровать стоит не у стены, а в самом центре комнаты. В детстве Таня ни за что бы не уснула на такой кровати. Она всегда подбиралась к настенному ковру, что бы во сне рука не свесилась с постели, туда, где до неё могут добраться существа, обитающие под кроватью. И сейчас, в двадцать три года, она вряд ли сможет заснуть здесь без ста граммов. Но водку они выпили, Сергей захрапел, и теперь ей придётся свыкаться с этой квартиркой.