Жвачка и спагетти

— Ты шутишь! Эуженио застрелился!

— Спросите у этих господ.

Она повернулась к Тарчинини.

— В самом деле, синьора, вашего мужа убили.

— Madonna Santa! Кто?

— Это мы и пытаемся выяснить.

— И вы решили, что Орландо… Мой бедный мальчик!

Но у Ланзолини страх вытеснил все нежные чувства.

— Бедный мальчик в гробу это видал!

Мика догадалась, что ветер переменился и ее счастье под угрозой. Она спросила довольно глупо:

— Что видал в гробу?

— Все!

Она пролепетала:

— И… и меня?

Видимо, тронутый нескрываемым горем молодой женщины, Ланзолини встал и нежно обнял ее за талию:

— Послушай, Мика…

Она воскликнула в тревоге:

— Ты хочешь бросить меня?

Со слезой во взоре Тарчинини упивался этой сценой. Все любовные истории восхищали его, даже самые грустные. Он шепнул Лекоку:

— Ну? Бывает такое в Бостоне?

— Да, но не при посторонних!

— Тогда какая же это любовь? Настоящая любовь плюет на мнение окружающих! У нас любят, не скрываясь!

— Я уж вижу…

Не обращая внимания на эти комментарии, Мика повторила:

— Орландо, ты хочешь бросить меня, я чувствую!

— Так будет правильнее теперь, когда ты овдовела.

Эта неожиданная логика не убедила молодую женщину.

— Значит, по-твоему, было правильно обманывать Эуженио, когда он был жив, а теперь…

Ланзолини отступил на позиции морали:

— Совесть-то у меня есть!

— А у меня, значит, нет?

— Не так уж много, согласись!

Теперь разрыдалась она. Во всех странах мира, когда женщина начинает плакать, мужчина теряется. Орландо не составил исключения.

— Будь же благоразумна, Мика. Я не создан для таких приключений. Я не привык, чтоб убивали мужей моих любовниц… Это мне очень неприятно, уверяю тебя!

— А мне-то каково?

— Это другое дело.

Вопреки ожиданиям Лекока, синьора Росси выпрямилась, безукоризненно владея собой:

— Орландо, — объявила она, — ты не тот, за кого я тебя принимала. Я обманулась в тебе. Этого я не переживу! Я брошусь в Адиче, и пусть моя смерть падет на твою голову!

Она с достоинством кивнула следователям:

— Всего доброго, синьоры!

И вышла, не взглянув больше на Ланзолини. Тарчинини вовремя удержался: он чуть не зааплодировал.

— Какой эффектный выход! Ай да крошка! Слишком хороша для вас, Ланзолини!.. Можете быть свободны.

И обернулся к американцу:

— Парень, который не может удержать такую женщину, неспособен убить мужчину. Идем?

Аргумент не казался Сайрусу А. Вильяму таким уж неоспоримым, но сейчас не время было затевать дискуссию, и он двинулся вслед за своим другом.

Глава 5

По пути к центру города ни Тарчинини, ни Лекок оптимизма не испытывали. Комиссар сосредоточенно хмурил густые брови, американец пережевывал резинку, как бык свою жвачку. Они шли молча, и самый факт, что итальянец хранил такое необычное для него молчание, свидетельствовал о его замешательстве. Он заговорил только когда они достигли понте Нави.

— Синьор Лекок, дело оказалось труднее, чем я сначала думал.

— Позвольте заметить вам, синьор комиссар, что можно было большего добиться от Мики Росси и Ланзолини!

— А зачем? Анонимка, полученная жертвой, указывает на то, что в деле замешано третье лицо. Его и будем искать.

— Конечно, но где искать?

— Мы почти уверены, что Росси был убит у парикмахера. Для начала выясним, какую парикмахерскую он так настойчиво посещал, рассчитывая, видимо, застать там свою жену с любовником.

— По-моему, все указывает на парикмахерскую ди Мартино, патрона Ланзолини?

— Очевидно.

— А если у Росси да Мартино не знают, надо будет пойти к предыдущему хозяину красавчика Орландо. Проще некуда.

— На мой взгляд, даже слишком просто. Чего я никак не пойму, это почему Ланзолини клянется, что только раз видел Росси?

— Он лжет!

— Признайте, что лгать в этом случае глупо — слишком легко проверить. Нет, поверьте, синьор Лекок, что-то за всем этим кроется, но что? Во всяком случае, если вы не против, возьмите на себя опрос хозяев Ланзолини. Вот, держите фото жертвы. А я проверю алиби Орландо и Мики. Если что-нибудь не совпадет с его рассказом, я его заберу.

Разговаривая, друзья шли по понте Нави. Взгляд Сайруса А. Вильяма рассеянно скользил по водам Адиче, как вдруг ему почудилось в волнах тело Михи Росси с распущенными по воде белокурыми волосами, колеблемыми зыбью. Эта галлюцинация заставила Лекока осознать, что с самой виа Сан-Франческо он, не отдавая себе отчета, не переставал думать о Мике и о ее недвусмысленно выраженном намерении умереть. Он стал, как вкопанный, и схватил Тарчинини за руку:

— А вдова?

— Что вдова?

— Вы собираетесь охранять ее?

— Охранять? Но от кого, синьор?

— От нее самой! Не сказала ли она, что утопится?

Тарчинини от души рассмеялся:

— И вы ей поверили?

— Как же не поверить? Она была вне себя от горя!

— Конечно, она была вне себя от горя, но в тот момент ей надо было обыграть свой уход, не выйти из образа!

— Для чего? Чтобы произвести на нас впечатление?

— Отчасти для этого, но главное — чтобы соответствовать образу, который она в тот момент себе рисовала: женщина, обманувшаяся в своих надеждах, которой остается только умереть, чтобы не упасть в собственных глазах и чтобы доказать, что ее любовь была действительно исключительной.

— Вот видите!