Жвачка и спагетти

Все присутствующие, взволнованные до глубины души встали и грянули государственный гимн. Сайрус А. Вильям вынужден был тоже встать. Дрожа от затаенной ярости, он не мог не сознаться, что все эти люди, вместо того, чтобы восхищаться им и завидовать представителю самой богатой державы, жалеют его!

* * *

Когда американец, расставшись, наконец, с супругами Тарчинини, входил в холл отеля, к нему кинулся слуга:

— Синьор Лекок, там в салоне вас ждет какой-то синьор.

— Не говорите ему, что я пришел. Я устал и хочу спать.

— Да, но этот синьор…

— Что такое?

— Он ждет уже почти три часа, и это ваш соотечественник.

— Американец?

— Да, синьор.

— Ну, ладно…

Он направился к салону, проклиная в душе неведомого наглеца, отсрочивающего его отдых, и собираясь поскорее его спровадить. Он открыл дверь и заглянул, как вдруг услышал знакомый голос:

— Хелло, Сайрус!

Остолбенев от изумления, он смотрел, как к нему приближается, выйдя из-за колонны, Мэтью Д. Овид Пирсон собственной персоной. Бостонец одной рукой дружески хлопнул жениха дочери по плечу, а другой сдавил руку, которую Лекок имел неосторожность ему протянуть.

— Чума вас задави, старина, дорогой! Я чертовски рад вас видеть!

— Вы один?

— Как можно! Валерия здесь, только я ей не позволил вас ждать, на случай, если вы придете не один!

Пирсон заржал и дал будущему зятю изрядного дружеского тычка под ребра.

— Рады, Сайрус?

— Да, конечно… Правда, немного удивлен…

— Удивлены?

— Но, черт возьми, ничто не предвещало вашего прибытия!

— Как? А ваши телеграммы?

— Мои телеграммы?

— Вот именно! Валерия чуть с ума не сошла! Но скажите, что у вас за мания телеграфировать ей всякий раз, как напьетесь? Заметьте, у меня есть дядюшка, который в таких случаях всегда шлет телеграммы архиепископу Кентерберийскому.

— Почему архиепископу Кентерберийскому?

— А вот этого никто не знает, потому что трезвый он клянется, что никогда не слыхивал об этом прелате.

— Пирсон, я в жизни не был пьян! Даю слово!

Отец Валерии удивленно уставился на него.

— Что в таком случае значат ваши идиотские телеграммы?

Тут Сайрус А. Вильям вспомнил, что и в самом деле два раза он выпил больше, чем следовало.

— То есть… я совсем забыл… действительно, я два раза… я позволил себе… злоупотребить одним напитком… впрочем, превосходным… который тут делают…

Пирсон вздохнул с облегчением.

— Так-то лучше! А то я было забеспокоился! Но не мог же я сказать Валерии, что ее жених был пьян… Имейте в виду, я постарался внушить ей, что на такие безумства вас толкнула тоска по ней; но вы же ее знаете, она мне не поверила. Известно ли вам, что она очень к вам привязана?

— Я тоже…

— В этом я не так уж уверен, мой мальчик! Во всяком случае, мы приехали за вами.

— За мной?

— Отъезд послезавтра, что-то около часу дня. Свадьба через пять недель. Приглашения разосланы. За пять недель как раз успеем все приготовить для церемонии и заказать свадебные туалеты. Рады?

— Разумеется…

Пирсон, несомненно, нашел эти заверения недостаточно пылкими, так как оглядел своего будущего зятя снова, уже более подозрительным взглядом.

— Н-да, пожалуй, не зря Валерия заставила меня приехать за вами. А теперь пошли спать. Я хочу, чтоб завтра вы были в таком виде, какого имеет право ожидать от вас моя дочь. Я могу положиться на вас, Сайрус?

— Конечно…

Когда они брали ключи, Пирсон шепотом осведомился:

— Послушайте, Сайрус, а этот напиток, который сыграл с вами такую штуку — как бы его отведать?

* * *

Сайрус А. Вильям отчаянно отбивался от невидимого противника, пытавшегося его задушить. Вдруг тот нанес ему ужасный удар по голове, и от невыносимой боли американец закричал. Когда он проснулся, то обнаружил, что это непрекращающийся звон телефона долбит его в больную голову. Снимая трубку, он выругался, но не выразил этим и малой доли своего раздражения. Любезный голос, ничуть не смущенный хрипом, прозвучавшим вместо ответа, оповестил его, что какая-то дама вот уже час с четвертью ждет, чтобы синьор Пирсон и синьор Лекок соизволили разделить ее breakfast[31]. Голос в трубке добавил, что разбудить синьора Пирсона оказалось выше человеческих сил, и поэтому пришлось взять на себя дерзость нарушить его, Лекока, покой. При мысли о Валерии, находящейся на грани истерики, Сайруса А. Вильяма сковал панический ужас, и он с большим трудом преодолел его, заверив, что через четверть часа готов будет предстать перед мисс Пирсон.