Жы-Шы

Это лишь часть бытового райдера. Есть еще вторая часть, посвященная перелету, отелю, сцене и трансферу. А есть еще технический райдер…

Иногда я иду на компромиссы, особенно если в маленьком приятном городке люди искренне готовы предоставить сколько угодно махровых полотенец, но заказ хамона «Iberico Servano» может поставить под угрозу городской бюджет. Я делаю поблажки искренним людям. Однако сегодня – не тот случай. Фестиваль «Ракеты» финансирует ультралевая политическая партия, в качестве своей предвыборной рекламы. Мне наплевать на политику, когда надо идти на выборы, но не тогда, когда они приглашают меня сыграть для них. В таких случаях все происходит жестко, без поблажек. Максимальная стоимость выступления и максимальный райдер! Хотите власти – платите по полной! У меня еще остались несколько нехитрых принципов.

На столе – пирамиды бутылок коллекционного вина и односолодового виски в окружении фруктового натюрморта. Закуски из меню личного повара Элтона Джона до поры скрываются в генеральском походном холодильнике. В углу – плазменная панель, на которую с DVD-плеера транслируется концерт The Cure в Берлине. Таков сегодня мой источник вдохновения. Говорят, парни из «Нирваны» постоянно возили с собой в туры диски «Аббы». Чтобы разогреваться этой музыкой перед своими сумасшедшими гигами. Вот откуда растут ноги у истерического слэма. Лично я, когда смотрю концертное видео хорошего артиста, начинаю рыть землю и требовать сцену, невзирая на любое состояние организма. Господа эскулапы! Если я, паче чаяния, окажусь в коме, не надо сильнодействующих препаратов. Поставьте концерт Gorrilaz! Хорошее Live Show способно поднять меня из гроба и отправить на сцену. Проверено.

Перед входной шторой дергают за шнурок звонка, в палатку не так-то просто постучать.

– Войдите!

Шторка откидывается и перед нами предстает во всем очаровании своей нетвердой походки и манерных жестов Джонни Депп в образе капитана Джека Воробья. Конечно, это не сам Джонни, а переодетый актер, но в том, что возможностей у него не меньше, чем у капитана пиратов или голливудской кинозвезды, нам приходится убедиться немедленно. Джек Воробей вытаскивает из необъятных карманов своего камзола несколько резных табакерок, выставляет их в ряд перед нами и кончиком длинного ногтя по очереди откидывает крышки.

– Чего изволите, мои доблестные спутники? Ускориться? Красиво ускориться? Помечтать? Успокоиться? Взлететь? Сегодня у меня для вас любые ощущения. Сегодня – день открытых дверей в любые помещения. Сегодня проникаем сквозь стены! Референдум, такс-кзать, по всем насущным вопросам бытия. Выбирайте, не стесняйтесь!

Гаш, хэш, кокэйн, спиды… Каждая табакерка доверху заполнена продуктом, в качестве которого я абсолютно уверен. Потому что не первый год знаю Джека Воробья. Если честно, мы с ним – большие друзья. Я помалкиваю. Джек тоже молчит и красноречиво смотрит на Леру. Мы ждем.

– Это что? Кокаин? – она тычет пальцем в табакерку с порошком.

– Очарован, такс-кзать, вашим выбором, мадемуазель, – Джек Воробей галантно расшаркивается перед Лерой и подмигивает мне, – примите мои поздравления, у вашей дамы отменный вкус.

Пират удаляется, оставив на столе табакерку с белоснежным счастьем. Этот кокаин мерцает голубизной альпийских снегов. Я достаю из заветного кармана маленькую позолоченную ложечку:

– Второй дебют за одни сутки? Твое рыжеволосое высочество торопится жить… Осталось до конца дня успеть слетать в космос.

Она молча кивает головой, ее летучая челка скачет, целомудренно прикрывая глаза, в которых сверкает желание, любопытство, предвкушение.

В ней столько искренности и порочной невинности, что я, залюбовавшись, застываю с ложечкой, наполненной ослепительным порошком, и, не в силах двинуться, начинаю думать о себе в третьем лице, как о вампире, чья жизнь зависит от юности, которой он питается. Конечно, как все неофиты, она уморительно чихает, распыляя кокаин по всему походному убежищу. Конечно, я многократно показываю ей, как свернуть, как провести, как вдохнуть и когда выдохнуть. Я сам втираю ей немного порошка в десны, она в шутку посасывает мой палец в артистическом стиле грудных младенцев. Щеки немеют, тысячи ледяных иголок рассыпаются по гортани, наконец горящая лава заливает тело до краев, до кончиков ногтей. Мы активны, веселы, мы остроумны. Мы – огонь и лед! Мы упакованы.

И снова – звонок перед входом в палатку.

Лера начинает судорожно сдувать белоснежную пыль с зеркальца, со стола, со своих джинсов:

– Скорее! Спалимся!

Я смеюсь, как это могут делать только неприкасаемые или упыри, навсегда потерявшие всяческий страх. Здесь моя территория, мои правила, мой закон, моя религия. Фак зе руллс! Я кричу:

– Входите! Вам здесь рады!

Появляется длинноногая брюнетка, очень высокая и худая, кажется, будто она вот-вот переломится в талии. В Питере таких девушек любят называть загадочным словом «инфернальная». Ее подведенные стрелочками глаза кокетливо стреляют:

– Здравствуйте, я – администратор, меня зовут Аня. Я должна узнать, где вы будете ужинать после концерта?