Жженый сахар

Все умолкают так резко, что у меня звенит в ушах. Новая папина жена гладит сына по спине дрожащей рукой.

Папа моргает, глядя на меня. Поджимает губы.

— В каком смысле?

Я откидываюсь на диванную подушку. Не знаю, что говорить. Я ничего не планировала заранее.

Тишина явно затягивается. Я считаю секунды. Дохожу до семи, и тут свекровь зовет Айлу. Велит принести еще чатни с кокосом.

Все оборачиваются к ней и начинают говорить одновременно. Только Дилип молчит и хмурится, продолжая укачивать Аникку на руках. Мама тоже молчит. Смотрит на меня. Ее глаза словно облиты сахарной глазурью.

У меня не укладывается в голове, как можно спокойно сидеть, есть и пить после моего заявления? Я поднимаюсь с дивана, не обращая внимания на боль в коленях, подхожу к окну.

Может быть, меня тоже считают больной на всю голову, как мою маму?

Может быть, мне поэтому и не верят?

Зачем я это сказала? Чего я ждала? Облегчения? Сочувствия? Кто из присутствующих в этой комнате может мне посочувствовать? Я смотрю вниз, на землю. Мысленно прикидываю расстояние. Я размышляла о том, чтобы выбросить в окно Аникку. Теперь эта мысль кажется мне отвратительной, страшной. Видимо, мне надо было самой выброситься в окно.

Я оборачиваюсь и смотрю на отражения гостей в зеркалах. Изучаю их профили. Раньше я не обращала внимания. У бабушки чуть крючковатый нос, у нас с мамой носы прямые. Мой папа и муж Пурви очень похожи, если смотреть на них в профиль. Практически одно лицо.

Мамин взгляд то мечется по всей комнате, то утыкается в пол. Интересно, она вообще понимает, что происходит? Ей, наверное, трудно следить за разговором. Все говорят слишком быстро. Она разбирает слова? Или только улавливает интонации?

Я гадаю, узнала ли она папу. Они не сказали друг другу ни слова. Знает ли мама, что эта кудрявая женщина в очках — его жена, а молодой человек рядом с ней — их общий сын? Я хочу ей рассказать, но понимаю, что это бессмысленно.

Я подхожу к маме и кладу руку ей на плечо. Она легонько вздрагивает, но не оборачивается ко мне. Может быть, она даже не чувствует прикосновения, пребывая в каких-то своих мирах. Или, может быть, она знает, что это я. Знает, просто по тяжести моей руки.

Она говорит:

— Антара.

— Да, мама.

Я глажу ее по плечу.

— Антара.

— Да, я здесь.

Я наклоняюсь поближе к ней.

— Антара. — Вытянув палец, она указывает на Дилипа. — Дайте мне Антару.

Дилип улыбается и говорит:

— Мама, это Аникка. Антара рядом с вами.

— Антара.

Мама встает и идет к Дилипу.

Муж Пурви и папа отходят в сторонку, давая маме дорогу. Мама хлопает в ладоши и улыбается. Она на миг поднимает глаза на Дилипа и снова впивается взглядом в малышку.

Пурви смотрит на меня, кладет руку на грудь и шепчет одними губами: «Так мило».

— Дай мне Антару, — говорит мама. Дилип отдает ей Аникку, но не отходит. Держится рядом. Мама подносит сверток к лицу и целует малышку. Смотрит на моего папу и улыбается. — Это Антара, — говорит она. — Моя девочка.

Папа улыбается и кивает.

— Да, она очень хорошая. У тебя красивая дочка.

Свекровь выходит из кухни. Держит в руке бутылочку с молочной смесью. Проверяет температуру, приложив бутылочку к запястью, где самая нежная кожа.

— Давайте я покормлю Антару. — Она заговорщицки подмигивает мне.

Свекровь хочет забрать у мамы Аникку, но мама испуганно вскрикивает и прижимает малышку к груди.

— Нет, Антара — моя девочка. Мой ребенок.

Свекровь отступает, подняв руки вверх. В одной руке она по-прежнему держит бутылочку с соской. Бабушка подходит к маме и целует ее в лоб. Мама дает ей себя утешить. Она прижимается к Дилипу.

— Антара — наша доченька. — Мама смотрит на Дилипа и улыбается. — У нас с мужем ребенок.

Новая папина жена зажимает ладонью рот. Она стоит за спиною у мужа, держит сына за руку. В ее взгляде любопытство мешается с отвращением.

Аникка начинает ворочаться и кричать. Мама качает ее на руках.

— Хорошо, Тара, — говорит моя свекровь. — Покорми Антару сама.

Мама берет у нее бутылочку и подносит соску к губам Аникки. Малышка тут же прекращает кричать и сосет молоко. По-прежнему прижимаясь к Дилипу, мама улыбается бабушке. Я пытаюсь представить, что сейчас происходит в ее голове. Как ей самой видится эта сцена? Это плод ее воображения или воспоминание о счастливых мгновениях из прошлого, которые ей хочется пережить вновь?

Она трется щекой о плечо Дилипа. Он улыбается и вроде бы не возражает.

— Ты любишь Антару? — спрашивает она.

Дилип смеется.

— Да, я люблю Антару.

Мама с улыбкой глядит на малышку.

— А меня? — спрашивает она. — Любишь меня?

Дилип снова кивает.

— Люблю.

Свекровь тихонько смеется.

— Тара, мы все тебя любим.

Они все окружают ее, улыбаются ей и Аникке. Я вижу, что мама еще теснее льнет к Дилипу.

Я понимаю, что надо вмешаться.

— Послушай, мам. Антара — это я, а это — Аникка…

Пурви прикасается к моей руке.

— Не надо. Она не помнит, бедняжка. — Она тоже идет к моей маме. — Тара, давайте все вместе споем песенку Антаре?