Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Я вывернул из-за угла, выходя на Вокзальную улицу – где-то тут живет добрый товарищ Жанар – и тут меня бросило в жар. Ноги сразу ослабели и чуть ли не подкосились.

Отсюда, через ветви деревьев и кустов, прекрасно была видна привокзальная площадь, пусть и уже темнеющая после заката.

На ней уже не было бабулек с пирожками. Зато был милиционер.

Невысокий, в белом мундире и краснеющей фуражке. Он стоял почти у входа на вокзал, заложив руки за спину и никуда не уходил. Как будто ждал кого-то. Как будто…

Меня?

Медленно шагая по улице на подгибающихся ногах – чемодан оттягивал ватные пальцы как тяжеленная гиря – я ослепительно ярков понял одно.

Никакая сила не заставит меня сейчас подойти к вокзалу.

Нет. Я не смогу. Нет.

"Твою мать! А ну соберись, тряпка! Никто, НИКТО не станет объявлять план "Перехват" и перекрывать вокзалы из-за одной украденной книжки!"

"А из-за неизвестного типа с хитрыми приемами?"

"Не станут! Все равно не станут! Нужно взять себя в руки!"

"А если станут? Не тот случай, когда можно рисковать…"

"Никакого риска! Шансов на то, что это ловят меня – ноль! Собрался!"

"Разобрался. Мне страшно. Я не смогу".

"Сможешь! Свои страхи нужно перебарывать! Иначе эта идиосинкразия к ментам превратится в фобию! Вперед!"

"Он все поймет! Он сразу же все поймет! Он увидит, что я его боюсь!"

"Не увидит! Если ты возьмешь себя в руки!"

До пешеходного перехода оставались считанные метры. Нужно было решать прямо сейчас.

* * *

Пятнадцать шагов до милиционера…

Двенадцать шагов до милиционера…

Десять шагов до…

Девять шагов…

Восемь…

Семь…

В пяти шагах я остановился. Поставил чемоданчик на асфальт и надрывно закашлялся в ладонь. Успокоился. Кашлянул еще пару раз. Вытер лоб рукавом, шумно вздохнул и поплелся к дверям вокзала.

Взгляд милиционера сверлил мне спину. А может, только казалось. По крайней мере, он меня не остановил.

Пешеходный переход я все-таки прошел мимо. Но не от боязни, а имея четкий план действий. Милиционер МОГ обратить внимание на человека, откровенно его боящегося. По каким признакам? Красное лицо, бегающий взгляд, вялая походка… Скрыть это все я не могу, в конце концов, я не йог, настолько своим телом не владею. Что делать?

Не можешь спрятать – выстави напоказ.

В одном из романов Бушкова этот прием назывался "надуть маску". Не прятать особенности, которые могут тебя выдать, а наоборот, утрировать их.

Лицо красное? Да вообще! Еще и мокрое от пота (на самом деле – от найденной за углом колонки).

Ноги подкашиваются? Да еле-еле иду!

Глаза прячу? Да и вовсе сгорбился!

Что получилось в итоге? Больной простудой.

Я немного опасался, что кашель окажется перебором, но все-таки прокатило.

* * *

Сколько?!

Билет на поезд Раниманск – Большой Гаст – двадцать семь рублей, двадцать восемь копеек. Четверть моей наличности.

Это при том, что до Большого Гаста по карте – чуть больше двухсот кэмэ.

Мда… Знал бы прикуп…

Может, ну его, эту железную дорогу? Выйти из вокзала и пойти… Ночевать… Где-нибудь…

Организм взвыл. Сразу весь.

– Один плацкартный, – решительно протянул я деньги в полукруглое окошечко кассы. Получил маленький картонный прямоугольник с дыркой в середине и отошел к лавкам.

Милые лавочки, из гнутой фанеры, такие удобные, такие манящие…

Быстро кинув взгляд по полупустому залу ожидания, я выбрал себе место. За пустым по вечернему времени лотком с газетами – чтобы не слишком бросаться в глаза – и рядом с девчушкой лет восьми.

Люблю, знаете ли, маленьких девочек, у них такие молодые мамы.

– Привет, – грохнул я чемоданчик и плюхнулся на соседнее сиденье.

– Привет, – серьезно посмотрела на меня малышка. Я вообще заметил, что девочки дошкольно-раннешкольного возраста отличаются такой серьезностью и рассудительностью. Пусть и детской. С мальчиками не так, те в любом возрасте оболтусы и разгильдяи.

– Куда едешь?

– В гости к бабушке, – девочка указала на стоящую в ногах корзину, обмотанную платочком.

Нифига себе, Красная шапочка! Я подавился уже прыгнувшим на язык "А где живет твоя бабушка?", чтоб уж совсем не входить в образ Серого Волка, и задал другой вопрос:

– А мама твоя где?

– Пошла пописать, – не конфузясь ответила "Шапочка".

Жаль. Я-то разлетелся было напроситься сопровождающим к девочке. Во-первых – безобиднее выгляжу, во-вторых – надо начинать общение с местными жителями. С детьми – проще. Сами много говорят и не удивляются глупым вопросам. Но увы. У нас тут мама писает.

– А папа?

Если тут и папа отирается – нужно сниматься с якоря и отходить на другую стоянку. Ловить нечего.

– Папа умер, – спокойно заявила девочка.

Отставить якорь. Можно попробовать очаровать мамулю. А вот, похоже, и она…

Молодая – угадал! – женщина, лет двадцати пяти, плотненькая, местный типаж, синее платье в белый горошек, точно такое же, как и на дочке, одинаковые каштановые волосы, заплетены в одинаковые косички.

– Добрый вечер! – улыбнулся я.

– Мама…

– Гара, сколько раз я тебе говорила: не разговаривай с чужими людьми! Пойдем!

Я недоуменно посмотрел им вслед. Чего это она… Хотя…

Забылись вы, батенька. Вы – вовсе не симпатичный и спортивный молодой человек, а осунувшийся, бледный и небритый тип…