Я пошарил по квартире еще немного, но нашел только табурет на кухня, еще прочный, но старый и какой-то просаленный, как будто его жарили вместе с картошкой. Да еще в кладовке в углу стояла одинокая, видимо, забытая при переезде, стеклянная баночка с маринованными огурцами. Живот при виде этой баночки уркнул и наотрез отказался их пробовать. Во-первых, какой-то мутноватый маринад не внушал доверия, во-вторых, горловина банки была закрыта не полиэтиленовой – до таких крышек явно в здешнем мире еще далеко – но даже не жестяной[183]
или там стеклянной крышкой[184]. Хотя жестяные крышки здесь точно есть, я в магазине видел. Но эти огурцы явно были домашнего производства, и горловина банки была обмотана коричневой плотной бумагой и перевязана веревочным шпагатом[185]. Стерильность этого поделия вызывала большое сомнение. Нет, если бы меня угостили хозяева – съел бы и не задумался, но так… Сколько она тут стоит и кто в ней завелся, кроме огурцов? Не-не-не, спасибо.Я с сомнением нюхнул бумагу. Она пахла маринованными огурцами и почему-то водкой[186]
.Нет, все же нет.
Спасибо этому дому – я крутанул в пальцах вилку – пойдем…
Так, это еще кто?
За дверью явственно слышались голоса.
Детские.
Кто это тут на моих коронных землях?[187]
Вернее сказать, в доме, который я уже считал своей безраздельной собственностью и источником всевозможного лута[188].Глава 30
Дверь так и была открыта, когда я вошел в оставленную квартиру, поэтом на лестничную площадку я выскользнул совершенно бесшумно. Так, где здесь детишки…?
– Давай деньги.
– Отпустите его!
– Ты вообще не лезь, мы девчонок не бьем!
– Отпустите его!
– Давай деньги!
– Не дам!
Да тут у нас не просто так, а гоп-стоп… Я тихо сдвинулся вбок, чтобы увидеть, кто это там безобразит.
У самого входа – подростки. На вид так, лет двенадцати. Вернее, двенадцать лет – это мальчишкам, в количестве пяти штук. А кроме них тут есть еще и девочка, тоненькая, как тростинка, в светлом платье, с узким темным пояском, закрученным крендельком косички на затылке и в туфельках. На белые носочки, а как же. Так вот этой девчонке – лет пятнадцать. Но разница в возрасте ее не спасает – двое мальчишек перегородили ей путь и, не дотрагиваясь, тем не менее, не дают ей ни выйти из подъезда, ни броситься на помощь брату. Ну, я так предполагаю, что брату, навряд ли почти взрослая девушка-подросток станет встречаться с шестиклассником.
Вот брату приходится тяжко: один из оппонентов держит его сзади за руки, а второй орет чуть ли не в лицо, требуя деньги. Судя по разбитой губе – Брат сопротивлялся, но безуспешно.
– Деньги давай.
– Что за шум?
А это уже явление меня. Глупо, конечно, мало мне своих проблем – фальшивый паспорт, из-за которого мне нельзя попадаться на глаза милиции, лишь одна из них – но и сидеть, забившись в угол и слушать вот это вот все – тоже как-то не комильфо[189]
.Гоп-стопщики дернулись. Судя по всему, связываться со взрослым человеком им вовсе не хотелось. С другой стороны – их четверо, а шпанята толпой становятся гораздо смелее. Так что предсказать развитие ситуации я не могу. Будем действовать по заветам гражданина Бонапарта[190]
…– Мы разговариваем, – хмуро буркнул главный, тот, что требовал деньги. Главный – потому что взгляды остальных сразу скрестились на нем, мол, ты – босс, ты и разруливай ситуацию.
– Разговариваете? – я остановился в дверном проеме.
– Разговариваем, – уже чуть смелее кивнул главарь, видимо, решивший, что привязавшийся дядька не станет вмешиваться в «детские разговоры».
– А кто разговаривает?
– Я, вот, с пацанами…
Я демонстративно обвел взглядом всех, остановившись на девочке и Брате.
– Ты с пацанами. А разговариваешь с кем?
– С Лактом и с сестрой его.
Так они еще и знакомы. М-да. Ситуация запутывается.
– Лакт с сестрой – остались, ты с пацанами – убежали.
Заводила даже сначала не понял, что услышал.
– Чё?
– Парня с девчонкой оставили здесь, сами – исчезли.
Заводила побледнел. Авторитет, с таким трудом заработанный по принципу «вчетвером на одного», начал давать трещины. И не надо мне говорить «Вот, взрослый парень, самоутверждается за счет детишек». Мне эти детишки не впились ни в одно из известных науке мест. А вот пройти мимо попавших в неприятности детишек я все-таки не могу. И то, что неприятности имеют облик ДРУГИХ детей – не мои проблемы.
– А то что? – разродился Заводила.
– А то дядя сделает деткам бо-бо. Ну!
Я, если честно, ожидал чего-то вроде хмурого оставления места столкновения, с обязательными взглядами через плечо и не менее ритуальным криком с безопасного расстояния: «Мы тебя еще найдем!».
Однако Заводила сумел меня удивить.
Он отпрыгнул от меня и выхватил нож.
Мда. Судя по тому, что испугало это действо всех присутствующих – и даже самого Заводилу – ножиками здесь размахивать было не принято. Оно и немудрено: после разгула бандитизма в конце сороковых – «Черная кошка», вот это вот все – власти взялись за преступность жестко. За вот такое вот выступление взрослы мог надолго улететь в тюрячку, да и малолетке ничего хорошего не светило.