– Не жалеешь, что мы не можем подняться туда? – спрашиваю через некоторое время. – И оттуда смотреть на все это и смеяться?
– Мы можем – мысленно.
– Как на Луну, – говорю я.
– Как на Луну…
Подкладываю ладони под голову, улыбаюсь.
– Знаешь, Карл Саган говорит, что все мы сделаны из звездной материи. Из нее вообще все сделано. Когда звезды умирают, они падают в нашу атмосферу и превращаются во всякие химические сложные вещества, которые становятся разными вещами. Иногда людьми.
– Круто.
– Ага. Надеюсь, когда-нибудь все мы перестанем видеть друг в друге только эти дурацкие ярлыки, а будем вместо них видеть то, что мы есть на самом деле. Звездных людей.
– Ага, – отзывается он. – Когда-нибудь…
– Да…
Смотрим. Плывем. Завороженные.
– Твоя очередь, – подаю голос.
– Моя очередь – что? – уточняет он.
– Твоя очередь. Когда мы были здесь в прошлый раз, подошла моя очередь задать вопрос. Теперь твоя очередь отвечать.
– А, так это игра с продолжением, которая типа как будет длиться всю жизнь?
– Может быть.
– Тогда ладно. Жги.
Поудобнее пристраиваюсь щекой к земле, глядя на него.
– Почему в тебе столько гнева?
– О-о…
– В смысле – я серьезно. Иногда мне кажется, что твоя кожа вот-вот позеленеет, а мышцы разорвут одежду, и ты начнешь откусывать людям головы, как мармеладным мишкам.
Он смеется:
– Да. Это проблема.
– Ну, так почему?
Его лицо ничего не скрывает. Видно, как лязгают шестеренки, как вращается мотор сознания. Уэб сейчас либо даст мне по морде, либо…
– Ты правда хочешь знать?
– Ага.
– Это довольно долгая история…
– Не страшно.
Его грудь раздувается, как воздушный шар, словно он делает глубокий вдох за нас обоих.
– Когда-то, давным-давно…
– Погоди. Ты серьезно?
– Что?
– Насчет «когда-то, давным-давно»?
– Да, приятель. А что, вышли какие-то новые правила насчет того, как надо рассказывать истории?
Мы смеемся.
– Ладно, тогда продолжай, – говорю я.
– Когда-то, давным-давно, – медленно начинает он заново, – жил на свете маленький мальчик. И он очень любил своего отца. – Глаза застывают, растворяются в ночи. – После того как умерла мать мальчика, отец учил сына всему, что знал сам. Они мечтали проехать через всю страну и съесть по куску пирога в каждом кафе-дайнере[53], которое попадется по дороге. Стать первыми американскими индейцами в космосе. Вместе отец и сын были неуязвимы. Они были непобедимы.
В его глазах взрываются звезды. Звуки голоса плывут прочь.
– А потом однажды вечером, когда они едут в машине посреди непроглядно-черного ничто, в небе появляются две красно-белые мигалки. По радио поет Кэрол Кинг. Белый коп светит фонарем в окошко. Отца маленького мальчика выволакивают из машины, – эти слова Уэб почти выкрикивает, молотя ветер словами. – Хруст. Удары. Вопли. «Заткни пасть, индеец, убирайся на свою землю». – «Но это и есть моя земля!» – «Не смей огрызаться!»
С его лица градом льет пот.
– Еще крики. Хруст. Удары. Маленький мальчик переползает на заднее сиденье, сжимается в комок, плачет. Копы уезжают. Огромная туча пыли заволакивает мир вокруг отца и сына. Маленький мальчик открывает заднюю дверцу. Смотрит на землю. Его отец лежит в реках крови. Его глаза остекленели. Супергерой маленького мальчика мертв.
Оказывается, это был не пот.
Мне хочется дотронуться до него, но не смею шевельнуться.
– С того дня мальчик поклялся отомстить за смерть отца. Заставить белого человека расплатиться. И однажды… – Он оттирает лицо майкой и смотрит на меня. Его тело излучает жар, как от взрыва сверхновой, бьющий мне в лицо. Я не шевелюсь. Не моргаю. Честно, даже не представляю, как себя вести. – …я одержу победу, – договаривает и хмыкает.
Мир снова возвращается к жизни: цвиркают сверчки, мягкий курчавый мох льнет к щекам, за спинами струится по камням водопад.
– Она плачет, – шепчу я.
– Да…
Что-то происходит. В моем сердце рождается трепет, в животе начинается щекотка. И не успеваю я понять, в чем дело, как он придвигается…
и целует меня.
О!..
Его нежные губы накрывают мои.
Ого…
Он закрывает глаза. Я тоже опускаю веки и медленно размыкаю губы. У него такой вкус… от него такое ощущение… Наши языки начинают сплетаться, и…
Статический разряд раскидывает нас в стороны. Я отталкиваю его, рывком сажусь.
– Нет! Что ты делаешь?!
Уэб садится одновременно со мной.
– Извини, приятель. Мне казалось, ты хочешь…
–
Из глаза брызгает слеза. Смахиваю ее.
– Мне казалось, тебе нравятся парни. В смысле, мне показалось… что тебе нравлюсь я.
– Ты мне нравишься… я имею в виду… НЕТ, Уэб! Мы не можем… вот здесь… Мы не должны… ты знаешь, какие будут неприятности?.. Это