Зигмунд Фрейд

В возрасте шести лет его соблазнила молодая гувернантка, позволившая рассматривать себя и трогать ее гениталии, что вызвало у него сильную эрекцию. Он намеревался сообщить об этом матери, однако подумал: «Зачем? Они и так все про меня знают…» Так в возрасте семи лет у него развился завершенный невроз навязчивости. Он находился под доминирующим влиянием компонента сексуального влечения – скоптофилии, влечение к разглядыванию. Результатом было постоянное возобновление в нем желания, связанного с персонами женского пола, которые ему нравились – желания видеть их обнаженными. Его обсессивный страх, реставрированный в своем первичном значении, выглядел так: «Если у меня есть желание видеть женщин раздетыми, то мой отец должен будет умереть». Его аффект определенно имел оттенок суеверного страха, который послужил толчком к возникновению импульса делать что-то, чтобы предотвращать неминуемое зло. Эти импульсы были впоследствии преобразованы в защитные ритуалы, которым он следовал. Главным же результатом болезни явилась упорная неработоспособность, которая на годы задержала завершение его образования. Его состояние усугубилось после смерти отца, которая явилась главным источником интенсивности его расстройства. В частности, покойный отец стал одним из объектов его беспокойства. Сидя по ночам за книгами, он ждал появления призрака отца. Это превратилось в ритуал. Он открывал парадную дверь для того, чтобы отец мог войти, а в ожидании его доставал свой пенис и смотрел на него через зеркало. Он смог избавиться от этого ритуала, решив, что если он будет продолжать так делать, то с его отцом в загробном мире случится что-то плохое. Во взрослом возрасте его состояние ухудшилось. Будучи лейтенантом запаса, он провел месяц на военных маневрах в Галиции, где у него появилась навязчивая идея, связанная с крысами и с тем, что они могут сделать с его дамой и покойным отцом. Ужасное впечатление произвел на него рассказ капитана, явно обладающего садистскими наклонностями, который поведал ему о якобы существующей на Востоке казни, во время которой жертву привязывают к горшку, наполненному крысами, которые вгрызаются в анус, пытаясь прогрызть себе путь наружу. У него развилась фантазия, что человеком, подвергшимся этому наказанию, была дама, которой он восхищался. Позже, после интенсивного лечения он признал, что думал о том, что данный вид наказания мог быть применен и к его отцу. Я установил, что причиной, по которой наказание крысами так возбудило пациента, был его анальный эротизм, который играл большую роль в детстве и сохранился в течение многих лет. Я дал ему имя «человек-крыса», исходя из его навязчивых представлений, а также различных фантазий и символизма в анализе, касающихся крыс. В его навязчивом неврозе постоянно прослеживалась амбивалентность, борьба между любовью и ненавистью, садизмом и стремлением защитить любимый объект. В его обсессивных мыслях по поводу отца и дамы интенсификация либидо склоняла его к возобновлению былой борьбы против отцовской власти, и он даже отважился размышлять о возможности сексуальных отношений с другими женщинами. Его лояльность к отцу слабела, а его сомнения относительно достоинства избранной дамы возрастали. Метаясь между двумя диаметрально противоположными чувствами, он позволял себе оскорблять обоих, но затем наказывать себя за это. Поступая таким образом, он постоянно копировал старую инфантильную модель. Я предположил, что его столь интенсивная любовь к отцу и даме есть условие вытесненной ненависти. Я также обнаружил, что он словно распался на три личности: на бессознательную и на две предсознательные, между которыми могло колебаться его сознание. Его бессознательное охватывало побуждения, подавленные в раннем детстве, которые можно характеризовать как страстные и недобрые. В своем нормальном состоянии он был добрым, жизнерадостным, уверенным в себе, умным и свободомыслящим, но в своей третьей психической организации он предавался суеверию и аскетизму и поэтому мог иметь два убеждения и отстаивать двойственное мировоззрение. Эта предсознательная личность содержала преимущественно реактивные образования в ответ на свои вытесненные желания, и не трудно было предвидеть, что при дальнейшем сохранении болезни она истощила бы нормальную личность. Тема крыс привела меня к открытию садистских наклонностей пациента, что объяснило, почему рассказ жестокого капитана о пытке смог возбудить его бессознательное. Когда с помощью психоанализа я помог ему разобраться в этих внутренних противоречиях, он понял себя и вновь обрел психическое здоровье. К сожалению, в 1914 году он опять попал в австрийскую армию и, как многие другие стоящие и многообещающие молодые люди, пошел на великую войну, где его взяли в плен русские и вскоре он погиб.