Юнг с удовольствием смотрел на миловидных темнокожих девушек, живших в негритянской деревушке и удерживающих на голове сосуды с водой. Он также подмечал ту уверенность и чувство собственного достоинства, которыми отличались туземные женщины. Для одной из них, с которой ему довелось познакомиться, вопрос состоял не в том, есть ли муж или нет его в данный момент, а в том, есть ли она, поскольку в то время, как она находилась в центре домашнего очага, ее муж бродил со своими стадами.
Ощущая вкус африканской жизни в ее первобытной красоте и во всей глубине ее страдания, Юнг завязывал беседы с туземцами, знакомился с их обычаями и ритуалами, в том числе совершаемыми над мертвыми телами. От него не ускользнуло то обстоятельство, что туземцы были оптимистами в течение дня, но после захода солнца они оказывались как бы в другом мире темноты и страха перед призраками, магическими заклинаниями. С ранним рассветом, с первыми лучами солнца туземцы вновь становились оптимистами.
У Юнга появилась привычка перед восходом солнца садиться на походный стульчик и созерцать происходящее, когда темнота начинает отступать, а пробивающийся свет становится все ярче, пока не заполнит собой окружающее пространство. Для него это был самый священный час дня. Наблюдая за происходящим великолепием, он забывал о времени и обо всем на свете.
«Я понял тогда, что в душе изначально живет стремление к свету, неудержимое желание вырваться из первобытной тьмы. Ночью все живое погружается в глубокую печаль, и каждой душой овладевает неизъяснимая тоска по свету. Это тоскливое выражение мы читаем в глазах туземцев и в глазах животных. В глазах животных видна печаль, и мы никогда не узнаем, рождена ли она в их душах или это болезненное чувство – знак первобытного, первоначального состояния мира».
Днем Юнг вбирал в себя всю специфику африканской жизни. Но ночью он видел такие сновидения, которые соотносились исключительно с его личными проблемами. Интерпретация этих сновидений привела его к мысли о необходимости сохранения своей европейской индивидуальности.
Фактически Юнг обрел новое знание, связанное с тем, что стало с ним самим в Африке. Это знание имело для него большее значение, чем какой-либо этнографический материал.
Будда в нирване
В 1938 году Юнга пригласили принять участие в празднествах по случаю 25-летия университета в Калькутте. Он принял это приглашение и имел возможность совершить путешествие по Индии, где общался с людьми, причастными к духовному наследию Востока, включая гуру Махараджи из Майсура.
Столкнувшегося с высокоразвитой культурой Юнга поразило в Индии отсутствие противоречий духовного порядка. Здесь добро и зло представлялись неотъемлемыми составляющими естества, различными качествами одного и того же. Индийская духовность принимала в равной степени как добро, так и зло. При занятиях йогой и в состоянии медитации человек чувствовал себя вне добра и зла. Нирвана была необходимым освобождением от всех противоречий, включая то противостояние между добром и злом, которое характерно для западного образа мышления.
Казалось бы, найден разумный путь освобождения от противоречий подобного рода. Однако Юнг не считал для себя приемлемым освобождение любой ценой. Возможность настоящего освобождения виделась им лишь тогда, когда человек мог пожертвовать всем, что у него было, ради завершения того, к чему определил себя.
«Цель индийца – не моральное совершенство, но лишь состояние нирваны. Он желает отрешиться от собственной природы, соответственно в медитации он достигает состояния легкости и пустоты. Он освобождает себя от воображения. Я же, напротив, хочу остаться при своем – и я не желаю лишать себя ни человеческого общения, ни природы, ни себя самого и собственных фантазий, я верю, что все это даровано мне как величайшее чудо. Природа, душа и жизнь кажутся мне неким развитием божества – чего больше я мог бы желать? Высший смысл бытия для меня в том, что оно есть, а не в том, чтобы его не было».
Юнг побывал в одном из знаменитых храмов, в котором четыре статуи Будды были обращены к четырем странам света. Погрузившись в атмосферу этого удивительного места, он был свидетелем того, как группа японских паломников, ударяя в маленький гонг, совершала молитву перед каждой статуей Будды. Увиденное помогло ему найти способ выразить охватившее его чувство, поскольку он воспринял буддизм в новом свете.
Юнг воспринял жизнь Будды как воплощение Самости, стоящей выше всех богов и являвшейся сутью бытия. Будда был исторической личностью, прожил свою жизнь до конца и умер в глубокой старости, то есть действовал по собственному усмотрению. Другое дело, что со временем буддизм менялся, а Будда стал образцом для подражания, что явилось, по мнению Юнга, искажением его учения.