Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Учения и биографии

Детские и юношеские сновидения приводили Юнга в смущение и он испытывал смятенные чувства. Часто он спрашивал себя о том, кто же в действительности говорит с ним и кто заставляет думать о Боге, разрушающем свой храм таким непристойным образом, как это имело место в одном его видении.

Быть может, речь идет не о Боге, а о дьяволе?

«Я спрашивал себя: “Кто говорит со мною? Кто настолько бесстыден, что выставляет фаллос в храме? Кто заставляет меня думать о Боге, который разрушает свою церковь столь гадким образом?” Возможно ли, чтобы это был дьявол? Я не сомневался, что здесь действовал Бог или дьявол. По крайней мере, я был совершенно уверен, что эти мысли и эти образы изобрел не я».

Размышляя над этими далеко не детскими вопросами, Юнг долгое время полагал, что дьявол не играет никакой роли в мире, за который никто, кроме Бога, не несет ответственности. Обвинять дьявола во всех прегрешениях не имеет смысла хотя бы потому, что он сам является созданием Бога. Только Бог способен порождать добро и зло. И коль скоро Юнгу открылись светлая и темная стороны Бога, то является ли это предзнаменованием того, что он сам должен найти ответ на ужасные вопросы, задаваемые ему Богом?

У него складывалось убеждение, что именно ему предписано сделать не то, что хочет он сам, а то, что хочет Бог. Поэтому нередко он ощущал себя находящимся не столько среди людей, сколько наедине с Богом. Поскольку же Юнг не мог поделиться самым сокровенным с кем-либо из людей, включая его родителей, то ему не оставалось ничего другого, как погружаться в свой собственный мир.

«Часто у меня появлялось чувство, что в каких-то значительных вещах я уже не среди людей, но наедине с Богом. И когда я был “там”, я уже не был одинок, я находился вне времени, и Он, который был всегда и будет всегда, в конце концов давал ответ. Эти разговоры с моим Другим были глубоким переживанием: с одной стороны, это была тяжелая борьба, с другой – величайшее наслаждение».

Двойственная природа матери

Мать Юнга была для него, по его собственному признанию, хорошей матерью. Она прекрасно готовила, обладала вкусом и не была лишена юмора. С ней было тепло и уютно.

Вместе с тем маленький Юнг обнаружил, что подчас его мать начинает выступать в образе мрачной, обладающей беспрекословной властью женщины, вызывающей у него непонимание и страх.

«Мне казалось, что она состояла из двух половинок, одна безобидная и человечная, другая – темная и таинственная. Эта вторая обнаруживала себя лишь иногда, но всякий раз это было неожиданно и страшно. Тогда она говорила как будто сама с собой, но все, ею сказанное, проникало мне в душу, и я совершенно терялся».

По воспоминаниям Юнга, он впервые заметил эту двойственность матери, когда ему было шесть лет и когда он, в рваных брюках, дырявых туфлях и с грязными руками, поколотил одного мальчика. Этим мальчиком был сын зажиточных соседей, которого, как и двух его сестер, по воскресеньям родители наряжали так, что лакированные туфли, крахмальное жабо и белые перчатки выглядели в глазах Юнга смешными и неуместными.

Узнав об этом инциденте, мать Юнга, которая всегда ставила в пример ему воспитанного и аккуратного мальчика соседей, так отчитала своего сына, что он в испуге и раскаянии убежал и, оставшись в одиночестве, стал играть в кубики. Однако через некоторое время Юнг услышал, как его мать сказала как бы самой себе, что нельзя же соседям выставлять своих детей таким образом. Она не оправдывала поступок сына, но тот понял, что его мать смотрит на это происшествие уже другими глазами.

Маленький Юнг стал свидетелем проявления двойственности действий и суждений своей матери. И если в данном случае он обрадовался тому, что в душе мать не ругает его, то в других случаях, которые неоднократно имели место в их жизни, подобная двойственность вызывала у него растерянность и страх.

«Двойственная натура моей матери была причиной моих ночных кошмаров. Днем она была ласковой матерью, по ночам же казалась мне странной и таинственной. Она являлась мне страшным всевидящим существом – полузверем, жрицей из медвежьей пещеры, беспощадной как правда и природа».

Нечто идущее от древней природы и имевшее место у матери Юнг ощущал и в себе. Позднее он скажет, что это ощущение сродни инстинкту или архаическому механизму мистического соединения с другими.

Что касается обнаружения им двойственной натуры матери, то это привело Юнга к следующему. С одной стороны, он понял, что все сказанное матерью надо делить надвое и не следует верить ей во всем С другой стороны, проявление у матери второго Я часто бросало его в дрожь, хотя именно в эти моменты она была неподражаемым собеседником.

Медиум