«Все было одухотворено. И все было живо; у меня появились друзья. На собраниях Зофингии я иногда делал доклады по психологии и богословию. Мы часто и горячо спорили, и не только о медицине. Мы говорили о Шопенгауэре и Канте, мы разбирались в стилистических тонкостях Цицерона, мы занимались, наконец, философией и теологией. Короче говоря, мы располагали всем, что могли дать нам классическое образование и культурная традиция».
Необъяснимые явления и интерес к психиатрии
Летом 1898 года Юнг стал свидетелем необычного события. В своей комнате он читал какой-то учебник, в то время как в столовой находилась его мать, которая в тот момент занималась вязанием. Внезапно в столовой раздался треск, и прибежавший на шум Юнг увидел, что столешница круглого обеденного стола орехового дерева раскололась до середины. Ранее именно за этим столом проходили спиритические сеансы с Хелен. Но Юнг не мог найти никакого объяснения тому, почему раскололась столешница. Однако на него произвели огромное впечатление слова матери, которая сказала, что это что-то значит.
Две недели спустя произошло еще одно необъяснимое для Юнга событие. Придя домой, он узнал, что примерно за час до его прихода неожиданно раздался грохот, исходящий со стороны буфета, которому было около ста лет. Обследовав буфет, Юнг обнаружил хлебницу, а в ней нож с разломанным лезвием. Когда на следующий день он показал разломанный нож одному из лучших литейщиков города, то тот сообщил, что нож сделан из хорошей стали и не может просто так расколоться. Юнг был в недоумении, поскольку полагал, что списывать все случившееся на обыкновенную случайность было бы верхом легкомыслия.
Знакомство со спиритической литературой, эксперименты с медиумом и необъяснимые происшествия в доме Юнга подтолкнули его к дальнейшим размышлениям над природой паранормальных феноменов. Правда, завершение медицинского образования в Базельском университете и последующая работа в клинике способствовали его обращению к научной деятельности, когда стремление к признанию заслуг в академической среде потребовало переосмысления данных, полученных в ходе спиритических экспериментов. Другое дело, что студенческий интерес к паранормальным явлениям с годами обрел такую своеобразную форму, которая позволила совместить науку с религией, психологические схемы с мистическим опытом.
На первых курсах обучения в Базельском университете Юнга интересовали гистология, эволюционная теория, сравнительная анатомия. Он не собирался заниматься серьезно психиатрией, поскольку лекции по психиатрии и клинические занятия не произвели на него никакого впечатления. Однако, когда, готовясь к государственному экзамену, ему пришлось обратиться к учебнику по психиатрии, то по мере чтения предисловия к этому учебнику он с удивлением обнаружил, что именно в психиатрии лежит как раз то, к чему он так стремился, не будучи в состоянии совместить разнообразные направления исследований.
Юнгу импонировали высказанные автором мысли о том, что в результате недостаточной научной разработки учебники по психиатрии страдают субъективностью и что психозы являются болезнями личности. Он понял для себя, что сочетание субъективного опыта с болезнями личности может выступать в форме объективного знания, поскольку ему самому пришлось пережить нечто подобное.
Словом, решение Юнга специализироваться в области психиатрии было связано с той двойственностью, которую он, с одной стороны, ощущал в себе (личность номер один и личность номер два), а с другой – усматривал в наличии различных сфер знания, связанных с изучением природы и постижением тайны духа. Возможность раскрытия сути взаимодействия природы и духа как раз и усматривалась Юнгом именно в рамках психиатрии:
«Только здесь могли соединиться два направления моих интересов. В психиатрии я видел поле для практических исследований как в области биологии, так и в области человеческого сознания, – это сочетание я искал повсюду и не находил нигде. Это была, наконец, та область, где взаимодействие природы и духа становилось реальностью».
Отказавшись от заманчивого предложения одного из преподавателей стать его ассистентом и отправиться в Мюнхен для работы в качестве терапевта, Юнг бесповоротно решает посвятить свою дальнейшую профессиональную деятельность психиатрии.
Несмотря на удивление тех, кто посчитал его глупцом, отказавшимся от карьеры терапевта ради «психиатрической неразберихи», Юнг поставил перед собой довольно амбициозную цель: доказать, что ложные идеи, галлюцинации и прочие проявления, столь характерные для людей, страдающих психическими расстройствами, являются не столько симптомами умственного заболевания, сколько чем-то таким, что присуще человеческому сознанию вообще.
В мире душевнобольных