Зигзаги судьбы

Когда у нас появилась ферма, Егор тоже во всем участвовал, помогал и в строительстве, и с заготовкой сена. Влад иногда брал его с собой на рыбалку и охоту на мелкую боровую дичь, учил ставить капканы на ондатру. За первое лето Егор сильно подрос и повзрослел, у него стал ломаться голос. Он выглядел старше своих лет и стал превращаться в «трудного подростка». Надо сказать, что Егор с детства не отличался сговорчивостью, был молчалив и упрям. При этом он был очень чувствительным и ранимым ребенком, но внешне этого почти никогда не проявлял. Если между нами возникал конфликт, он насупливался, замыкался и добиться от него чего-либо было невозможно. С переходным возрастом эти качества усилились. Я заметила, что Егор стал покуривать, и как-то из дома исчезла бутылка водки. Ни мирные беседы, ни наказания на Егора не действовали. Он от всего отнекивался или просто упрямо молчал.

Осенью в начале шестого класса он вдруг забастовал и наотрез отказался ходить в школу. Мы пытались выяснить причину, уговаривали, угрожали… Ничего не помогало. Егор отказывался что-либо объяснять. «Не буду ходить в школу, и все тут. Хоть убейте». Тогда я решила отправить его в Москву к маме и Алеше на перевоспитание и в надежде, что ему там вправят мозги. Все, что происходило в Москве, мама описала в своей книге «Общаться с ребенком. Как?» в последней главе «Письма о подростке». Этими подростком как раз и был Егор. Мы с мамой переписывались, и по этим письмам она и написала эту главу. Только имена там изменены, и Егор зовется Федей.

Пробыл Егор в Москве три месяца, и к Новому году его отправили обратно. По словам мамы, он очень тосковал по дому, чувствовал себя ненужным и сосланным и скучал по семье и вообще по жизни в Наканно. Вернувшись, Егор некоторое время сидел дома и маялся от безделия. Все ребята были в школе, на улице холодно, и делать ему было нечего. Тогда он решил пойти работать и устроился водовозом. Ему шел тринадцатый год. Работа водовоза была нелегкой. С утра надо было запрячь лошадь в сани с бочкой, ехать на реку, прорубить во льду ломом прорубь, начерпать ведром бочку воды и везти ее в какой-нибудь дом. Там можно было немножко погреться, дожидаясь, пока хозяева перетаскают воду к себе. Если в доме жили старики, то Егор сам перетакскивал им воду. Потом опять надо было ехать на реку. И так целый день.

Однажды Егор пришел домой весь вывалянный с ног до головы в снегу и сказал, что лошадь вместе с бочкой заехала в глубокий сугроб, и он не может ее оттуда вытащить. Я оделась и пошла помочь. Лошадь стояла по брюхо в снегу, а сани с пустой бочкой завалились на бок в сугробе.

Было понятно, что нам нужна подмога, и я послала Егора домой за Владом и за лопатой. Прошло полчаса, но никто не появлялся. Чтобы совсем не замерзнуть, я стала разгребать и утаптывать снег вокруг лошади и пытаться ее распрячь. Часа через полтора стало темнеть, и мне, наконец, удалось распрячь лошадь и вытащить ее из сугроба. Отведя лошадь в конюшню, я отправилась домой, недоумевая, что случилось. Дома я застала полную идиллию: топилась печка, Влад сидел в своей конуре и что-то мастерил, Маша делала уроки, а Егор с Вадиком самозабвенно катали по полу машинки. Завидев меня в дверях, Егор на мгновение застыл, в его глазах мелькнула какая-то мысль, сменившаяся выражением ужаса:

— Боже мой, мама, извини, пожалуйста, я про тебя совсем забыл…

Оказалось, что придя домой и решив немного погреться, Егор увлекся игрой с Вадиком и совершенно забыл про нас с лошадью.

Проработав водовозом всю зиму и вкусив все прелести трудовой жизни, Егор следующей осенью снова пошел в шестой класс.