Зима

– Бельё висит на стендах и манекенах. Оно представлено в каталогах. Вы предлагаете каталоги, клиенты заказывают, вы покупаете заказанные модели, клиенты выкупают у вас.

Дома Нина систематизировала знания, опросила своих знакомых, и работа закипела. Через некоторое время Нина уже на глаз определяла, кому что нужно, выясняла пристрастия и те необходимые, не имеющиеся в магазинах «нестандартные» величины лифчиков, свойственные русским женщинам. Несколько раз в день она ездила «на фирму», выкупала бельё, предлагала ипродавала его заказчикам, опять систематизировала знания и таким образом зарабатывала на то необходимое, что им было нужно с Аришкой. Хватало даже на краски и холсты, которые небольшой стопочкой росли в их комнате нетронутые. Как ни странно, работа ей нравилась. Но были некоторые трудности. Лифчики стали сниться ей.

Она старалась не думать о Вадиме, но время шло, раны затянулись, и в сердце не осталось боли. Осталась тревога за него. Тревога и желание хоть одним глазком посмотреть: как он там, справляется ли, голоден или сыт, болен или здоров? Если бы она подошла поближе к дому, откуда она уехала три месяца назад, она увидела бы Вадима, который крушил стену,разделявшую коридор и комнату. Он был весь в каменной пыли, что-то вымерял, записывал у себя на листочке. Наверное, он не на шутку решил поменять жизнь, и единственным препятствием к его новому будущему было отсутствие денег. С работы он очередной раз ушёл – были дела поважнее. На ремонт ещё нужно было как минимум тысяч пятьсот, а ещё на одежду. Надо бы обновить компьютер ителефон. Он знал, что у отца есть деньги. Знал.

Отец жил на другом конце Москвы в крошечной однокомнатной квартирке. У него был маленький бизнес, в серванте всегда стояло несколько бутылок водки, из которых он наливал в серебряные рюмки и отрезал к водке кусочек груши или банана. Он не любил закусывать солёным. У него было море возлюбленных разных мастей и возрастов, но ни с одной из них он так и не связал свою жизнь. Была постоянная подруга среди непостоянных, но и с ней он недавно рассорился. Сын приезжал редко, они выпивали, разговаривали о жизни, отец вынимал из бумажника деньги для Аришки, и Вадим ехал домой. Последнее время отец запил. Он пил и почти ничего не ел. Откуда-то появилась в нём неистребимая тоска. Отчасти победить её можно было голодом и водкой, но и то и другоеспасало на время. Солнце… Оно пристально смотрело к нему в окно и какбудто испытывало его: «Я стабильно. Я переполнено. А ты?»

– А я нет, – сознавался Дмитрий Андреевич. Он, как никто другой, знал, что никто не сможет сделать его счастливым, кроме него самого. А он сдал. Внутренние резервы подошли к концу, он-то думал, что хватит на более долгий срок. Ему не былосемидесяти. Он до сих пор нравился женщинам, но не нуждался в их постоянном присутствии. Он любил один раз в жизни. Свою жену. Почему же изменял ей постоянно? Это была игра, в которой побеждал тот, кто сделает другому больнее. Они оба победили. Она вышла замуж и уехала. Он не раз пытался обзавестись семьёй, но немедленно разводился. У него было чувство «чужого». Чужого он не брал. Сын был странным существом, и Дмитрий Андреевич не мог его понять. Когда Вадим был ребёнком, он защищал его от жены. Вадим родился красивым мальчиком, но рос без подлинных глубинных интересов в жизни. Хотя… У него у самого их, пожалуй, не было, но было стремление к независимости, которое и привело его к одиночеству. Сын женат, но что-то там не так. Кажется,постоянные ссоры. Как-то раз, Нина звонила ему и просила защиты, но Дмитрий Андреевич имел на это своё мнение. Они – семья, и должны во всём разобрать сами. Аришку, конечно, жалко, но эта Нина – глупая корова, что, не видела, за кого замуж выходит? Вадиму нужна нормальная крепкая баба, чтобы его в узде держала. А эта…

После вечернего чая Дмитрий Андреевич полез в шкаф за сберкнижкой и не обнаружил там своих сбережений. Сбережения хранились в старом винтажном итальянском бумажнике с брильянтовой застёжкой. Там было около миллиона рублей. «Вот и всё,– подумал Дмитрий Андреевич,– моя жизнь закончилась, меня обокрал сын». Он сел в кресло, погасил свет и погрузился в молчание. Дети – это наше спасение и наказание.