Зима была холодной

— За чашку кофе в вашей компании я готов вырыть вам ещё один колодец! — галантно ответил Лоуренс, следуя за ней и прихватив по дороге мундир.

Пока хозяйка хлопотала с кофейником и доставала чашки, капрал с интересом оглядывался. Мечтать о том, чтобы хоть раз попасть в дом миссис Коули он почти не смел — слишком далёкой, неземной она всегда казалась. В жизни капралу не доводилось встречать подобных женщин. Детство его прошло в пыльном Канзасе, где отец перегонял скот, а мать пыталась держаться на плаву, стирая чужое бельё. В армию юный Мэттью Лоуренс пошёл, надеясь повидать мир, и о грядущей войне имел весьма смутное представление. Которое, впрочем, довольно-таки быстро развеялось, стоило первый раз попасть под обстрел. Всё, о чём когда-либо мечтал мальчишка, померкло перед желанием выжить и вернуться домой. Но ближе к концу войны Мэттью узнал, что возвращаться некуда: отца и мать унёс тиф. Так он остался в армии, но всё ещё отчаянно мечтал о том, чтобы увидеть большие города, не проходя через них победным маршем, не отступая и оставляя за спиной пепелище. Мечтал и о семье, о крепком доме и красавице-жене.

Алексис Коули поразила с первого взгляда. Яркая, утончённая, из совершенно другого, навсегда погибшего мира. Тщательно пытающаяся скрыть неприязнь, — Мэттью слишком часто видел этот затравленный взгляд, чтобы принять его за равнодушие. Нет, миссис Коули боялась его и ненавидела, и он ровным счётом ничего не мог с этим поделать. Но сей факт не мешал наслаждаться её обществом, малодушно искать одобрения и молчаливо ждать, что когда-нибудь неприязнь, рождённая войной, пройдёт, и Алексис сможет разглядеть в нём надёжного человека и преданного, честного мужчину.

Он всё ещё не решался пройти дальше, стоя на пороге и теребя в руках кепи. Наблюдал, как Алексис порхает от стола к печке и обратно, выставляя кружки, сахар и пирожки из кафе. Длинная юбка густого, тёмно-зелёного цвета обвивала ноги, когда она поворачивалась слишком быстро, рукава накрахмаленной рубашки вспыхивали белоснежными крыльями, когда на них попадало солнце.

— Ну что же вы замерли на пороге? — улыбнулась Алексис. — Проходите, кофе вот-вот будет готов.

Лоуренс осторожно опустился на стул, переводя взгляд то на хозяйку дома, то на сам дом, будто пытаясь понять её по скудной обстановке. Здесь было очень просто, но также и очень чисто. На кровати — простое цветастое одеяло, но на тумбочке рядом — кружевная салфетка. Комод старый, но рамки с фотографическими карточками — в серебряной оправе. Только одна рамка выделялась — медная, явно дешёвая, хотя и не лишённая изящества. Заинтересованно приглядевшись, Лоуренс удивлённо хмыкнул.

Обернувшись, Алексис проследила за его взглядом и похолодела: она совершенно забыла про эту карточку. Нервно улыбнувшись, не дожидаясь расспросов, она небрежно пожала плечами:

— Дом принадлежит Киллиану МакРайану, вы не знали? Я нашла эту фотокарточку, когда разбирала вещи, да всё никак не выдастся случай отдать или хотя бы передать брату.

— Мистер МакРайан — хороший человек, — медленно протянул Лоуренс, уже забыв о Киллиане и теперь усиленно косясь на соседние карточки: свадебную, с родными, у стены с портретом… Хотелось взять их в руки и разглядывать, а лучше — унести с собой, чтобы иметь возможность любоваться ею в любое время.

Алексис облегчённо вздохнула, поняв, что ничего предосудительного в том, что она хранит изображение чужого мужчины среди своих воспоминаний, капрал не находит. Несмотря на возникшую поначалу неловкость, они довольно-таки непринуждённо выпили по чашке кофе, коротая время за лёгким разговором. Мэттью Лоуренс оказался неплохим собеседником. Он мило смущался, рассказывая о детстве, но ни разу не попросил рассказать о себе, и за эту тактичность Алексис была ему благодарна.

— Так значит, вы собираетесь к Каннингам сегодня? — спросил Лоуренс. Алексис кивнула. — Позволите вас проводить?

— Вас не хватятся подчинённые и начальство? — удивилась она, обхватывая талию широким ремнём, на котором крепилась кобура — вчерашнее приобретение. Кожа была жёсткой и неудобной, но ради спокойствия Алексис готова была терпеть тяжесть оружия на поясе.

— Какая занятная вещица! — воскликнул вдруг Лоуренс, заставив сердце второй раз за утро замереть. Алексис держала в руках револьвер, чувствуя, как начинают дрожать руки и дуло ходит мелким ходуном. — Он принадлежал вашему мужу?

— Отцу. — Сухой ком оцарапал пересохшее горло. Там, на рукоятке, были выгравированы звание и фамилия убитого янки. Кто знает, вдруг Лоуренс служил с ним?

— Вы позволите? — Он протянул руку, надеясь рассмотреть оружие ближе, но Алексис вцепилась в него, прижав к груди. Сердце колотилось так сильно, что она чувствовала, как начинает задыхаться. Паника била в виски, путая мысли. А что если знает? Что тогда? Застрелить, убить и его тоже?