Зима мира

Она послушала у двери Вернера. Здесь было слышно еще лучше. Она была слишком мягкосердечна, чтобы не обращать внимания. Она открыла дверь и вошла.

Вернер сидел на краю кровати, обхватив голову руками. Услышав, что дверь открылась, он испуганно поднял голову. Его лицо покраснело и было мокрым от слез. Галстук не затянут, воротник расстегнут. Он смотрел на Карлу с болью во взгляде. Он был в смятении, опустошен и слишком несчастен, чтобы беспокоиться, кому станет об этом известно.

Карла не могла делать вид, что у нее нет сердца.

– Что с тобой? – сказала она.

– Я не могу больше этим заниматься! – сказал он.

Она закрыла за собой дверь.

– Что случилось?

– Лили Маркграф отрубили голову… и я должен был смотреть.

Карла замерла, глядя на него с раскрытым ртом.

– Что ты такое говоришь?!

– Ей было двадцать два года… – Он вынул из кармана платок и вытер лицо. – Ты и так уже в опасности, а если я тебе расскажу, будет намного хуже.

У нее возникло множество ошеломляющих предположений.

– Я, наверное, и сама догадаюсь, но лучше расскажи мне, – сказала она.

Он кивнул.

– Ты все равно скоро поняла бы сама… Лили помогала Генриху передавать сообщения в Москву. Дело идет гораздо быстрее, если группы цифр тебе диктуют. А чем быстрее ты передашь, тем меньше вероятность, что поймают. Но у Лили несколько дней жила двоюродная сестра – и нашла ее кодовую книжку. Нацистская тварь.

Его слова подтвердили ее догадку.

– Ты знаешь о шпионской организации?

Он взглянул на нее, насмешливо улыбаясь.

– Я ею руковожу.

– О господи!

– Потому-то мне и пришлось отойти от дела об убитых детях. Мне приказали из Москвы. И были правы. Если бы я потерял работу в Военном министерстве, у меня бы не было доступа ни к секретным материалам, ни к другим людям, которые могли бы снабжать меня сведениями.

Карлу не держали ноги. Она присела рядом с ним на краешек кровати.

– Почему ты мне не говорил?

– Мы работаем, помня, что под пытками заговорит любой. Если ты ничего не знаешь, то не сможешь предать остальных. Бедную Лили пытали, но она знала лишь Володю, который теперь уже в Москве, и Генриха, причем ни фамилии Генриха, да и ничего больше она о нем не знала.

Карлу пробил озноб. «Под пытками заговорит любой…»

– Всех не знаю даже я, – закончил Вернер. – Так лучше. Жаль, что пришлось тебе это рассказать, но, увидев меня в таком состоянии, ты уже вот-вот догадалась бы сама.

– Значит, я совершенно неправильно думала о тебе.

– Это не твоя вина. Я нарочно ввел тебя в заблуждение.

– Но я все равно чувствую себя такой дурой. Два года я тебя презирала.

– Все это время мне страшно хотелось все тебе объяснить.

Она положила руку ему на плечо. Он взял ее другую руку и поцеловал.

– Ты сможешь меня простить?

Ей трудно было разобраться в своих чувствах, но отталкивать его, когда ему было так плохо, ей не хотелось, и она сказала:

– Да, конечно!

– Бедная Лили… – произнес он. Его голос перешел в шепот. – Ее так страшно избили, она с трудом шла к гильотине. И все равно умоляла не убивать ее, до самого конца…

– А ты там как оказался?

– Я завел приятельские отношения с одним человеком из гестапо, инспектором Томасом Маке. Он-то и повел меня туда.

– Маке? Я его помню, это он арестовал моего отца.

Она живо вспомнила круглолицего человека с маленькими черными усиками, и вновь ее охватила ярость при воспоминании о надменной власти Маке забрать у нее отца и о своем горе, когда он умер от страданий, перенесенных им в руках у Маке.

– Я думаю, он меня подозревает и взял с собой на казнь для проверки. Может быть, он думал, что я потеряю самообладание и попытаюсь им помешать. Как бы там ни было, а проверку, наверное, я прошел.

– Но если бы тебя арестовали…

Вернер кивнул.

– Под пытками заговорит любой.

– А ты знаешь все.

– Всех агентов, все шифры… Единственное, чего я не знаю, – это откуда они ведут передачи. Выбирать место я предоставляю им самим, и они мне не сообщают.

Они посидели молча, держась за руки. Через некоторое время Карла сказала:

– Я пришла, чтобы отдать Фриде, но, наверное, можно и тебе…

– Что отдать?

– План операции «Цитадель».

Вернер вскочил, словно его током ударило.

– А я уже несколько недель пытаюсь до него добраться! Откуда он у тебя?

– От офицера из генштаба. Наверное, его имени лучше не называть.

– Правильно, не называй. Но план подлинный?

– Посмотри лучше сам.

Она пошла в комнату Фриды и вернулась с коричневым конвертом. Прежде ей не приходило в голову, что документ может быть ненастоящий.

– Мне кажется, он выглядит как надо, хотя откуда мне знать, как он должен выглядеть?

Он вынул машинописные листки. С минуту изучал, потом сказал:

– Он настоящий. Невероятно!

– Я так рада!

Он встал.

– Я должен немедленно отнести его Генриху. Надо зашифровать и передать сообщение сегодня же вечером.

Карла почувствовала сожаление, что этот момент душевной близости прошел так быстро, – хотя она не могла бы сказать, чего ожидала. Следом за ним она вышла из комнаты. Она забрала свою сумку из комнаты Фриды и спустилась по лестнице.

Взявшись за ручку входной двери, Вернер сказал:

– Я так рад, что мы снова друзья!

– Я тоже.