Зима отчаяния

– Ему бы жить да жить, – доктор снял забрызганный кровью фартук, – всего тридцать два года исполнилось, – как и у Катасонова, у Грюнау не оказалось близких родственников.

– Сирота, – Путилин шуршал страницами, – потерял родителей подростком, учился за счет лютеранской общины в Петришуле и по их же стипендии поступил в Практический Технологический Институт.

На втором курсе юноша Грюнау выиграл малую серебряную медаль на конкурсе Императорской Академии Наук.

– Он защитил докторат в Германии, – уважительно сказал Иван Дмитриевич, – однако вернулсяв родные пенаты, – Сабуров поднял бровь:

– Я справился в архиве его полицейской части. Семья Грюнау живет в столице с петровских времен. Как говорится, старше них только Петропавловская крепость, – Путилин окинул следователя внимательным взглядом.

– Твой предок вроде тоже был сподвижником императора, – заметил начальник, – или он впал в опалу?

Максим Михайлович кивнул:

– И закончил свои дни на плахе, а сын его отправился в Сибирь. Однако то дела давно минувших дней, – Сабуров не любил разговоров о своей семье, – я встречусь с пастором церкви Петра и Павла, – Грюнау, разумеется, был лютеранином, – и с невестой покойного, – Путилин даже выронил папку: «Что за невеста?». Максим Михайлович протер очки.

– Инженер не зря ездил в Германию. Он стал господином доктором, – Сабуров ловко передразнил немецкий акцент, – и заодно он обручился с некоей, – следователь справился в простой записной книжке, – фрейлейн Амалией Якоби. Барышня проживает в квартире Грюнау на Большой Подъяческой улице, – Путилин неожиданно покраснел.

– Она его невеста, а не жена, – Сабуров позволил себе улыбку.

– Видимо, он был прогрессивен не только в работе, Иван Дмитриевич, но и во всем остальном, – Путилин повертел обнаруженную в куртке Грюнау записку:

– Почерк тот же, – заметил начальник, – писал образованный человек, – Сабуров покосился на свой стальной портсигар, Путилин махнул рукой: «Кури».

– Именно так, – согласился Максим Михайлович, – и он отлично знаком с Библией, – на вскрытии Сабуров услышал, что гвозди в грудь Грюнау вбили, когда инженер еще жид.

– Вернее, он умирал от кровотечения, – поправил себя полицейский доктор, – сначала егоосвежевали, а гвозди поставили окончательную точку, – Сабуров поинтересовался: «Сколько времени он пролежал мертвым?». Доктор выпятил губу:

– Если на складе была такая же температура, как и на улице, то всю ночь с пятницы на субботу, не меньше.

Ночью завод Розенкранца все- таки не работал. Спешно появившийся на Выборгской господин Розенкранц объяснил Сабурову, что у Грюнау, как выразился немец, его правой руки, имелись копии всех ключей. Путилин легко поднялся:

– Получается, – начальник взялся за булавку, – что после шести вечера Штиблеты приходит к купцу Катасонову, – первая булавка воткнулась в висящий на стене план столицы, – часа через два убивает его и отправляется на Выборгскую, – на плане появилась вторая булавка, – где его ждет Грюнау…

Максим Михайлович порылся в карманенебрежно брошенного на диван штатского пальто.

– Да, Иван Дмитриевич, и где он оставил еще пару окурков тех же пахитосок, – Сабуров выложил на стол бумажный пакет.

– И вот еще что, – добавил он, – мы проверили формуляры всех служащих конторы Катасонова. В прошлом году оттуда уволился только один человек, вернее, девица Дорио, Мария Николаевна. Она служила письмоводителем, – Путилин поднял бровь, – и переводчицей иностранной корреспонденции.

Иван Дмитриевич заметил:

– Катасонов, оказывается, был не менее прогрессивен, чем Грюнау. Он действительно старообрядец только на бумаге. Мало какая контора нанимает женщин. Что, она вышла замуж?

Сабуров покачал головой:

– Девушка прошлой весной пропала, а летом ее труп выловили из Невы. Опознавал ее, – следователь зашелестел бумагами, – ее сиятельство князь Дмитрий Аркадьевич Литовцев…

Путилин присвистнул:

– Тот самый, – Сабуров кивнул, – но какое отношение к нему имела девица Дорио? – Сабуров пожал плечами.

– Ее последним адресом в столице указан особняк Литовцевых. Она значилась в списке безвестно пропавших. Его сиятельство известили, он приехал в полицейский морг…

Путилин велел:

– Надо с ним встретиться. Вряд ли Литовцевы имееют отношение к убитым, но таков порядок…

Сабуров отозвался:

– Непременно.

До особняка Литовцевых на Мойке Сабуров дошел пешком. В кармане потрепанного пальто следователя таилось аккуратно свернутое письмо. Его сиятельство князь Дмитрий Аркадьевич щеголял небрежно элегантным почерком. Таких людейне вызвали в сыскное управление на Офицерской. В присутственных коридорах Литовцева называли восходящей звездой министерства иностранных дел.

Максим Михайлович решил, что его сиятельство не сталкивался с отцом Сабурова. Когда Литовцев, закончив Петербургский университет, поступил на государственную службу, Михаил Максимович несколько лет как лежал в параличе. Будущий следователь, тогда студент императорского училища правоведения, бегал по частным урокам.