Зима отчаяния

Неосторожно ступив в очередную лужу, следователь поморщился. Растаявший снег хлюпнул в ботинке. Сабуров вовремя отскочил подальше от поребрика.

Мимо пронеслась пролетка с закутанной в меха барышней. Соболиная шапочка с вуалью прикрывала черные волосы, девушка надменно смотрела вперед.

– Это не Пески, – пробормотал Сабуров, – мы в дворянском гнезде…

Сабуров читал все книжные новинки. Покойный отец, постепенно теряя зрение, все равно интересовался литературными журналами. Сабуров привык читать ему вслух. Отряхнув казенную черную шинель, он сверился с эмалевой табличкой на углу здания. Его сиятельство обретался в родовом особняке на углу Английского проспекта.

В записке, полученной Сабуровым, князь Дмитрий Аркадьевич сообщал, что ждет его к одиннадцати утра. Следователь оценил энергию статского советника. Послав полицейского на Мойку в девять, Сабуров немедленно получил ответ.

– Буду рад помочь следствию, – писал Литовцев, – хотя вряд ли я обладаю нужными сведениями.

Взявшись за медное кольцо ручки, Сабуров пробормотал:

– Это мы еще посмотрим.

– Мне назначено, – вежливо сказал следователь швейцару в ливрее, – его сиятельство меня ждет. Коллежский асессор Сабуров из городской сыскной части, – он вытряхнул на свет карточку, – передайте князю, что я здесь.

Швейцар почти незаметно повел рукой. За его спиной появился фрачный лакей.

– Прошу вас, – почтительно сказал тот, – позвольте шинель, ваше благородие, – Сабуров ожидал, что его проведут в гостиную, однако лакей указал вперед.

– Его сиятельство в кабинете, – взбежав по мраморной лестнице, Сабуров огляделся.

– Кабинет, кабинет, – он наугад выбрал дверь, – нет, это библиотека…

Максим Михайлович открыл рот. Давешняя барышня из пролетки сидела на дубовой стремянке, перелистывая пухлый том. Сабуров заметил ее рискованно короткий, по щиколотку, наряд.

Девушка носила гарибальдийский жакет, отделанный алым кантом. Юбка красного бархата открывала изящные сапожки. На массивном кресле валялась сброшенная шубка. Поведя носом, Сабуров почувствовал запах табака.

– Простите, сударыня, я ошибся дверью, – смутился следователь, – извините за вторжение.

Девушка смерила его неприязненным, как показалось Сабурову, взглядом.

– Кабинет князя налево, – она захлопнула книгу, – там открыто, – в резной нефритовой пепельнице на столе дымилась испанская пахитоска.

Его сиятельство князь Дмитрий Аркадьевич Литовцев даже дома носил сюртук парижского покроя и блистающую белизной рубашку.

– У меня сегодня неприсутственный день, – объяснил статский советник, – так сказать, home office, – его произношение было безукоризненным, – рад встрече, господин Сабуров, – князь протянул руку, – прошу вас, садитесь.

Дмитрий Аркадьевич вышел из- за дубового стола. Зеленое сукно было девственно чистым. Сабуров понял, что его сиятельство заранее убрал рабочие документы в сейф. Статский советник, как и покойный купец Катасонов, предпочитал британский товар.

Сабуров напомнил себе, что дело вовсе не в сейфе и не в эмалевой шкатулке с пахитосками. Такие папиросы курила половина столицы.

Его не удивило и нежелание Литовцева показывать визитеру деловые бумаги. Дмитрий Аркадьевич считался правой рукой министра иностранных дел канцлера Горчакова.

На столе его сиятельства красовался фотографический портрет с небрежным росчерком «Александр». Литовцев недавно получил сан камергера, хотя обычно в него возводились только действительные тайные советники.

– Туда он тоже доберется, – Сабуров подавил желание чихнуть, – видно, что он амбициозный человек.

Амбициозный человек, вольно устроившись в кресле напротив, взялся за серебряный кофейник.

Следователя занимала давешняя барышня в гарибальдийском жакете. Литовцев, как и покойникГрюнау, мог отличаться прогрессивными нравами, но Сабуров сомневался, что его сиятельство поселил бы в городском особняке любовницу.

Следовательвелел себе не возводить поклеп на фрейлейн Якоби. Грюнау назначил дату венчания в церкви Петра и Павла. Инженер собирался жениться этим месяцем.

– Но его сиятельство холост, – Сабуров принял антикварную чашку с кофе, – или это его родственница? – он мог поинтересоваться только служебным формуляром князя.

В кабинете висел портрет, обвитый траурным крепом. Государственные похороны князя Аркадия Петровича Литовцева, товарища министра и статс- секретаря, посланника в Риме и Мюнхене, состоялись прошлым годом. За гробом шли десять еще живущих лицеистов первого выпуска. Литовцев дружил с Горчаковым и Пушкиным и едва не попал под суд по делу декабристов. С портрета на Сабурова взирал благообразный вельможа в седых бакенбардах.

– Он таким станет, дожив до седьмого десятка, – Сабуров незаметно взглянул на его сиятельство, – видно семейное сходство, – рядом с портретом висела картина в золоченой раме.

– Мадонна школы Рафаэля, – очнулся он от голоса князя, – мой покойный отец собрал в Италии неплохую коллекцию картин. Ребенком я рос в Риме, – князь подвинул ему шкатулку с пахитосками, – а вы, кажется, в Лондоне, Максим Михайлович?