Зима тревоги нашей

– Ясно. Патриотическую фигню, значит. Как насчет такой фразы: «Неужели жизнь так дорога, а покой столь сладостен, чтобы покупать их ценой цепей и рабства? Не допусти этого, Господь всемогущий! Я не знаю, какой путь изберут другие, что же касается меня, то дайте мне свободу или дайте мне смерть!»[12]?

– Отлично! Крутяк.

– Еще бы. Вот какие гиганты населяли землю в прежние времена.

– Вот бы я жил тогда!.. Пиратские корабли! Подумать только! Бах-бах! Флаг спустить! Сундуки с золотом и дамочки в шелковых платьях, увешанные драгоценностями. Да, уж я бы пожил! Ведь наши предки занимались – ну, ты сам говорил…

– Промышляли благородным пиратством, оно же каперство. Пожалуй, им оно не казалось таким привлекательным, как тебе. Солонина и галеты. Вдобавок в те времена свирепствовала цинга.

– А, подумаешь! Я бы раздобыл золота и привез его домой. Наверное, теперь пиратствовать уже нельзя?

– Увы, теперь оно поставлено на широкую ногу. Называется дипломатия.

– У нас в школе один парень выиграл два приза по телику – пятьдесят и двести долларов! Как тебе?

– Полагаю, неглупый парень.

– Еще какой глупый! Зато хитрый. Он сказал, что нужно заиметь фишку.

– Фишку?

– Ну да. Вроде как ты мальчик-инвалид или помогаешь своей старенькой маме выращивать лягушек. Зрителю это интересно, и тебя пригласят на шоу. У него есть журнал, где написано про все американские конкурсы. Можно и мне такой, пап?

– Хм, пиратство осталось в прошлом, однако порыв неистребим.

– Что ты имеешь в виду?

– Кое-что задаром. Богатство без усилий.

– Можно и мне такой журнал?

– Я думал, после скандала со взятками на радиостанциях такие штуки не в фаворе.

– Черта с два! То есть нет, сэр. Они кое-что поменяли. Я просто хочу быть в курсе, как можно разжиться бабками.

– Значит, бабками?

– Ну, или баблом – какая разница, откуда у тебя деньги?

– Не верю, сынок. Деньгам-то ничего не сделается, а вот что будет с тем, кто получит их таким путем?

– Ничего с ним не будет. Закон-то не нарушается. В нашей стране многие известнейшие люди…

– Чарльз, сын мой, сын мой!

– При чем тут Чарльз?

– Неужели тебе так хочется разбогатеть, Аллен?

– Думаешь, легко мне живется без мопеда? Да у нас парней двадцать на них разъезжают! А каково жить в семье, где нет даже машины, не говоря уже о телевизоре?

– Я потрясен до глубины души.

– Ты не знаешь, каково мне, пап! Однажды в классе я сделал доклад про своего прапрадеда, который был капитаном китобойного судна.

– Было дело.

– Надо мною смеялся весь класс. Знаешь, как меня прозвали? Китенком. Как тебе?

– Погано.

– Все было бы не так погано, будь ты адвокатом, или банкиром, или еще кем. Знаешь, что я куплю, как только разживусь бабками?

– Нет, и что же?

– Я куплю тебе автомобиль, чтобы ты не чувствовал себя паршивее всех.

– Спасибо, Аллен, – ответил я. В горле пересохло.

– Не за что. Мне-то все равно права получать рано.

– Речи великих отцов-основателей нашей нации в том шкафу, Аллен. Надеюсь, ты прочтешь хотя бы несколько.

– Прочту. Они мне понадобятся.

– Это точно. Удачной охоты. – Я тихо спустился по лестнице, на ходу облизывая губы. И Аллен был прав. Я чувствовал себя паршиво.

Я сел в большее кресло под торшером, Мэри подала мне газету.

– До чего же ты заботливая, моя затейница!

– Костюм смотрится неплохо.

– Умеешь ты проигрывать, и готовишь прекрасно.

– Галстук идет к твоему цвету глаз.

– Ты что-то задумала. Я вижу. Предлагаю секрет за секрет.

– Нет у меня секрета, – ответила она.

– Тогда придумай!

– Не могу. Давай же, Итан, рассказывай!

– Дети уши не греют поблизости?

– Нет.

– Сегодня ко мне заходила Марджи Янг-Хант. Сказала, что у нее кончился кофе. Думаю, она по мне сохнет.

– Ну же, рассказывай!

– Мы поболтали про предсказание, и я подумал, что любопытно было бы снова сделать расклад и посмотреть, совпадет ли.

– Шутишь!

– Не шучу. Она согласилась, что это любопытно.

– Ты же не любишь такие штуки.

– Люблю, если предсказание хорошее.

– Думаешь, она погадает тебе сегодня?

– Готов поспорить, что ради этого она и придет.

– Нет, что ты! Я сама ее пригласила.

– Но сперва она тебя к этому подвела.

– Ты ее недолюбливаешь.

– Напротив – я начинаю ее очень любить и даже уважать.

– Хотела бы я знать, когда ты говоришь всерьез, а когда шутишь.

Эллен вошла так тихо, что было непонятно, подслушивала она или нет. Хотя я был уверен, что подслушивала. Эллен – типичная девочка-девочка, вдобавок ей тринадцать: милая и грустная, веселая и чувствительная, болезненно-слабая в нужный ей момент. Она подобна тесту, которое начало подходить. Может стать красавицей… Эллен любит на кого-нибудь опираться, особенно на меня: обопрется, дышит в ухо, дыхание сладкое, как у молодой телочки. И еще она любит все трогать.

Эллен оперлась на подлокотник кресла, коснулась меня узким плечиком. Она провела розовым пальчиком по рукаву пиджака до волос на запястье, и мне стало щекотно. Светлые волоски на ее руке при свете лампы казались золотыми. В ней полно притворства, но разве не таковы все девочки-девочки?

– Красишь ногти? – заметил я.

– Мама разрешила брать розовый лак. А у тебя ногти неухоженные.

– Да ты что?

– Зато чистые.