Зима тревоги нашей

– Не говорит. Послушай, Джои, насколько он богат?.. Нет, не хочу знать! Думаю, тебе не полагается обсуждать дела клиентов.

– Ради друга можно и нарушить правила, Итан. Всех его дел я не знаю, но, судя по банковскому счету, – да, богат. Он запускает свои пальцы повсюду: немного недвижимости там, пустырь сям, несколько коттеджей на берегу моря и пачка первых закладных такой толщины, что двумя руками не обхватишь.

– Откуда сведения?

– Индивидуальная банковская ячейка, причем не маленькая. Когда Марулло ее открывает, один ключ у него, другой – у меня. Признаюсь, я не мог не заглянуть. Похоже, я отличаюсь прямо-таки нездоровым любопытством.

– И ничего противозаконного? Ну, о чем постоянно пишут в газетах – никаких там наркотиков, рэкета и тому подобного?

– Вряд ли бы я знал. Он не рассказывает о своих делах направо и налево. Снимает со счета, кладет обратно. И я понятия не имею, где еще у него есть счета. Как ты заметил, я не назвал его баланс.

– Я и не просил.

– Можно мне пивка?

– Только на вынос. Могу налить в бумажный стаканчик.

– Не хочу, чтобы ты нарушал закон.

– А, плевать! – Итан пробил в банке дыры. – Если кто-нибудь войдет, не держи пиво на виду.

– Спасибо. Я много думал о тебе, Итан.

– Почему?

– Может, потому, что я люблю везде совать свой нос, как Носач Паркер[28]. Банкротство – это состояние души. Будто попадаешь в песчаную ловушку вроде тех, что роют муравьиные львы. И вечно соскальзываешь. Выскочить оттуда чертовски трудно. Тебе нужно прыгать, Ит! Как только выберешься, поймешь, что успех – тоже состояние души.

– И тоже ловушка?

– Если и да, то гораздо более приятная.

– Предположим, один выпрыгнет, а другой-то упадет.

– Только Бог видит, как воробей падает на землю, но даже Он не предпринимает ничего.

– Хотел бы я знать, к чему ты клонишь.

– Самому интересно! Может, тогда и сам бы так поступил. Банковские кассиры не становятся президентами банка. А вот человек с кучей ценных бумаг очень даже становится. Похоже, я клоню вот к чему: хватай все, что идет тебе в руки. Другого шанса может и не представиться.

– Ты философ, Джои, философ финансов!

– Хорош веселиться! Если у тебя чего-то нет, об этом ты и думаешь. В одиночестве человек много о чем размышляет. Знаешь, большинство людей на девяносто процентов живут в прошлом, на семь процентов в настоящем, и в результате на будущее у них остается всего три процента! Старина Сэтчел Пэйдж[29] сказал самую мудрую вещь, какую я слышал в жизни. Он сказал: «Никогда не оглядывайся. Вдруг тебя уже нагоняют?» Пора мне. Бейкер завтра уезжает в Нью-Йорк на несколько дней. Хлопочет, как пчелка.

– И чем же он занят?

– Я почем знаю? Впрочем, я сортирую почту. Много писем приходит из Олбани.

– Политика?

– Почту я сортирую, а не читаю. У вас всегда так мало покупателей?

– Около четырех – да. Минут через десять пойдут.

– Вот видишь – ты научился. Готов поспорить, до банкротства ты этого не знал. Ну, до скорого! Хватай золотое колечко и катайся на карусели даром!

Небольшой наплыв покупателей между пятью и шестью случился точно по расписанию. Благодаря переходу на летнее время солнце стояло высоко, и, когда Итан занес лотки с фруктами внутрь, закрыл двери и задернул зеленые шторы, на улице было светло как днем. Сверяясь со списком, он набрал продуктов домой и сложил все в один большой пакет. Затем снял фартук, надел плащ и шляпу, подпрыгнул и уселся на стойку, глядя на полки со своими прихожанами.

– Никаких откровений не будет, – сказал он. – Просто запомните слова Сэтчела Пэйджа. Похоже, придется мне научиться не оглядываться.

Он достал из бумажника сложенные листы и завернул их в вощеную бумагу. Потом открыл эмалированную дверцу холодильника, сунул конверт в угол за компрессор и захлопнул дверцу.

На полке под кассовым аппаратом Итан нашел пыльный и потрепанный телефонный справочник, лежавший там на случай экстренных заказов фирме-поставщику. Так, Министерство юстиции США… Он передвинул палец ниже по колонке мимо Антитрестовского управления Минюста, Таможенной службы, Управления исполнения наказаний, Федерального бюро расследований и под ним нашел Службу иммиграции и натурализации, Восточный Бродвей, дом 20, БА 7–0300, по вечерам, в сб., воскр. и вых. ОЛ 6–5888.

– О-Эл шесть-пять-восемь-восемь-восемь, – произнес Итан вслух, – О-Эл шесть-пять-восемь-восемь-восемь, вечером звонить вас просим. – И тогда он обратился к консервам, не глядя на них: – Если все честно и законно, то никто не пострадает.

Итан вышел через заднюю дверь и запер ее. С пакетом в руках пересек дорогу и направился к гостинице и ресторану «Формачтер». В зале было шумно от любителей коктейлей, зато в крошечном лобби, где стояла будка телефона-автомата, не было никого, даже дежурного. Итан прикрыл стеклянную дверцу, поставил продукты на пол, высыпал мелочь на полку, бросил в автомат десятицентовик и набрал ноль.

– Коммутатор.

– Ага. Коммутатор… соедините меня с Нью-Йорком.

– Пожалуйста, наберите номер.

Так он и сделал.