Зима тревоги нашей

Проект под названием «Итан Аллен Хоули» начался случайно, от нечего делать. Отчасти Итан был прав, подозревая со стороны Марджи умысел, желание проверить свои силы. Многие унылые мужчины, приходившие к ней за утешением, страдали половым бессилием, сексуальные травмы сковывали все сферы их жизни. С помощью толики лести и сочувствия Марджи помогала им освободиться и снова выйти на бой с их вооруженными кнутами женами. К Мэри Хоули она действительно привязалась и через нее в конце концов познакомилась с Итаном, страдавшим от травмы иного рода – травмы социально-экономической, которая лишила его силы и уверенности в себе. Не имея ни работы, ни любви, ни детей, Марджи задумалась, сможет ли она освободить и привести этого искалеченного мужчину к какой-нибудь другой развязке. Завязалась игра, своего рода головоломка, проверка – следствие вовсе не доброты душевной, а просто любопытства и скуки. Итан был мужчина незаурядный; направить его к успеху значило доказать собственную незаурядность, в чем Марджи сейчас особенно нуждалась.

Вероятно, она была единственной, кто осознал глубину происходящей в Итане перемены, и Марджи это пугало, потому что она приписывала ее себе. У мыши росла львиная грива. Марджи видела играющие под его одеждой мышцы, чувствовала зарождавшуюся в его взгляде безжалостность. Должно быть, нечто подобное испытывал благодушный Эйнштейн, когда его греза о природе материи вспыхнула над Хиросимой.

Марджи была очень привязана к Мэри Хоули и в то же время не испытывала к ней ни сочувствия, ни жалости. Женщины относятся к ударам судьбы как к явлениям природы, особенно когда они падают на головы других женщин.

Неподалеку от Старой гавани в крошечном, безукоризненно чистом домике, стоявшем посреди большого заросшего сада, Марджи прильнула к зеркалу для макияжа, чтобы проинспектировать свое оружие. Она смотрела сквозь тональный крем, пудру, тени для глаз, ресницы в черной броне туши и видела скрытые морщинки, потерявшую упругость кожу. Она чувствовала, как годы наступают, подобно приливу, накатывающему на скалу посреди спокойного моря. У зрелости есть свой арсенал, но он требует тренировки и навыков, которыми она пока не владела. Ей нужно научиться прежде, чем текстура юности и предвкушения осыплется и оставит ее нагой, дряблой и убогой. Секрет ее успеха заключался в том, что она всегда держала марку, даже наедине с собой. В качестве эксперимента она расслабила губы, как им того хотелось, и полуприкрыла веки. Она опустила гордо поднятый подбородок, и кожа под ним провисла. На женщину в зеркале тут же взгромоздилось лет двадцать, и Марджи вздрогнула, услышав безжалостный шепоток, объявивший ее участь. Она слишком припозднилась. Чтобы стариться, женщине нужна соответствующая витрина – свет, декорации, черный бархат, – где можно себе потихоньку седеть и набирать лишний вес, хихикать и скаредничать, окружив себя детьми, любовью, заботой, разными безделушками, с приятным и необременительным мужем или лучше с еще более приятным и необременительным завещанием и счетом в банке. Женщина, стареющая в одиночестве, – бесполезный, никому не нужный хлам, морщинистое недоразумение без семьи и близких, которые бы над нею кудахтали и растирали больные места.

В животе запекло от страха. С первым мужем ей повезло. Он был слаб, и она довольно скоро нащупала его самое слабое место. Он был в нее безнадежно влюблен, поэтому, когда Марджи понадобился развод, он и речи не завел о прекращении выплаты алиментов в случае ее вступления в новый брак.

Второй муж думал, что у нее свой капитал, да так оно и было. После его смерти осталось немного, зато на алименты первого мужа Марджи жилось довольно сносно, на одежду и развлечения вполне хватало. А вдруг ее первый муж умрет?! Страшное дело. Это был ее еженощный – да что там, ежедневный, ежемесячный кошмар: вдруг чек не придет?..

В январе она встретила его на перекрестке Мэдисон-авеню и Пятьдесят седьмой улицы. Он постарел и исхудал. Если эта сволочь умрет, денег больше не будет. Пожалуй, Марджи единственная в целом свете молилась о его здоровье искренне.

Перед ее мысленным взором возникло вытянутое, молчаливое лицо и мертвые глаза, отдавшиеся болью в самом ее нутре. Если сукин сын умрет!..

Склонившаяся к зеркалу Марджи замерла, собрала всю волю и метнула ее, как копье. Подбородок поднялся, складка исчезла, глаза засияли, кожа натянулась и разгладилась, плечи выпрямились. Она встала и закружилась в вальсе по красному ковру с длинным ворсом. На босых ногах сверкнули выкрашенные розовым лаком ноготки. Пора спешить, пора действовать, пока еще не слишком поздно.