Зима в зеркалах

Я страдала безвинно, но Вальке было поделом! Стервец постоянно дразнил меня, утверждая, что задушевные разговоры с обычными клиентками – чистой воды халтура, не требуют ни сил, ни особых навыков. И что бредовые измышления следует легко пропускать мимо ушей – на то человеку дан разум. С огромным, хотя и скрытым наслаждением, я наблюдала теперь, как Валька, сидя в угловом кресле, пытается призвать хваленый разум и не вникать, но простенькая задача оказывается ему не по зубам! С каждой минутой все явственее он отрывал взоры от мишурного журнала, вертелся в кресле все беспокойней и посматривал на чтицу с нарастающей тревогой. Я узнавала симптомы, описанные Сашей Черным в известных строфах: "Читает, читает, читает, а бес меня в сердце толкает! Ударь его лампою в ухо! Проткни кочергой ему брюхо!"

Понятное дело, что до эксцессов было далеко, но дискомфорт имел место, Валька занервничал, и красивый журнальчик его не утешал, а тоже стал раздражать. В комнате, наполненной интимным полумраком, слышались гулкий голос Татьяны и резкое шуршание глянцевой бумаги. Валька судорожно листал страницы и пропускал их между пальцами, как шулер колоду карт! Я испытывала законную гордость хозяйки, чьи незванные гости замечательно развлекали друг дружку.

Однако пришедшие на ум хозяйские обязанности постепенно склонили меня к милосердию, я предложила сделать перерыв, напоить Татьяну кофеем для подкрепления сил и составить Валентину компанию для перекура на кухне. Татьяна торжественно бросила курить год назад, что придало ей энергии, но пагубно отразилось на психике. Девушка причислила табак к дьявольским соблазнам и стала бороться за очищение организмов и душ ближних. Раз пятнадцать в этот приезд она склоняла меня дать клятву против курения и бралась поддержать в борьбе с соблазном. Точных цифр я не упомню, вернее будет сказать, что она приветствовала типовым предложением каждую сигарету, какую я желала закурить в ее присутствии.

Валька не избег общей участи, Татьяна преодолела неприязнь и стала его агитировать во имя приумножения гармонии в мире. Валька криво ухмыльнулся советчице и выскочил на кухню, как ошпаренный. Там он нервно закурил и высказался.

– Знаешь, дитя, Достоевский Федор Михайлович, он был где-то прав, – начал Валентин издалека. – Страдания действительно очищают, по крайней мере мозги, это точно. Я чувствую себя на редкость обновленным, это заметно? И если не возражаешь, то я бы воспринял данные страдания, то-есть чтения из гроба, в качестве сигнала, о котором девица с таким жаром толковала. Я не допускаю возможности, что довелось выслушать эту дьявольскую ахинею зря и без пользы, ее необходимо пристроить к делу, и я отчасти догадываюсь, каким образом. Сейчас я докурю и понесу себя в жертву дальше, а ты мотай на ус и изволь поддержать любое предложение. Понятно тебе, прелестное дитя?

Чего тут было не понять? Валечка не вынес испытания и быстро озлобился, вследствие чего не пожелал нести бремя в одиночку, вознамерился передать терзания дальше и приспособить бред бедной Тани на страх неприятелю, то бишь присобачить к сыскным делам. Теперь он будет не просто мучительно вслушиваться, а прикидывать, на кого напустить безумную девушку с пользой для дела. Негуманно, прямо скажем.

– Не слишком, но я постараюсь, – ответила я. – Но боюсь, что дохлый номер, очень сильное средство, пациент может не вынести. Причем буквально каждый.

– Ты, дитя, наверное подзаразилась, вещаешь мрачно и загадочно, но я не в претензии, такое не каждый способен вынести, тут ты абсолютно права, – отметил Валька.

После чего затянулся в последний раз и устремился обратно в комнату. Я последовала за ним с подносом, как примерная хозяйка. Испив кофе с рогаликом, Татьяна возобновила прочтение, но испытывала общее терпение не слишком долго. Вдруг, посреди одного из страстных монологов, она запнулась и задала мне вопрос технического свойства, а именно: как положено обходиться с временами в косвенной речи. Я стала добросовестно излагать правило, но Татьяна тут же отвлеклась и обратилась к Валентину с вопросом. Вполне в ее духе, я не особенно удивилась.

Если кто-нибудь принимал в девушке участие и занимался ее делами, то она теряла уважение и относилась небрежно, могла перебить и резко оборвать только для того, чтобы вызвать мимолетный интерес у человека малознакомого и даже неприятного, показать тому или той, что со старыми знакомыми она не слишком церемонится. Почему-то Тане казалось, что такое поведение возвышает ее в глазах посторонних. Я имела возможность наблюдать подобные пассажи в качестве постороннего, а третировала больная девушка нашу общую подружку Владу Ким. Надо понимать, что теперь Татьяна нацелилась на Вальку и наконец собралась его очаровать!