Зима во время войны

– Плакал он оттого, что у него организм ослаблен, – упрямо возразила Эрика. – Парень совсем плох. Никакой сопротивляемости.

– Ослаблен или не ослаблен, но ясно же, что Дирк в ужасе от случившегося.

– Признак того, что он действительно виноват.

Повисло молчание.

– Им там сейчас наверняка очень плохо и страшно, ведь они не знают, вернемся ли мы к ним, – смягчилась Эрика.

– А вот это меня ни капли не беспокоит, – буркнул Михиль, к которому, казалось, перешла суровость Эрики. – Когда папу взяли в заложники, нам тоже было плохо и страшно.

– И это было ужасно, – прошептала Эрика, – просто ужасно. Никому такого не пожелаю.

Михиль посмотрел на сестру. В ней снова проснулась ее доброта.

– По крайней мере, нам следовало дать им возможность объяснить, как всё произошло, – задумчиво произнес он.

– Ты думаешь?

– Да, мне так кажется.

– М-да, – протянула Эрика.

– Ну что, вернемся к ним?

– Прямо сейчас?

– Или пусть помучаются ночку?

– Нет, так нельзя, – не согласилась она.

С робкой улыбкой Эрика поднялась с земли и взяла брата за руку.

– Ведь это ты руководитель нашей группы Сопротивления? Я иду за тобой.

Они оседлали велосипеды и поехали обратно в Дахдалерский лес. Это был настоящий поступок, поступок с большой буквы, и многим взрослым, испытывающим жажду мести, следовало бы взять пример с этих ребят.

За время их отсутствия Дирк успел немного успокоиться. Он сидел, глядя перед собой с мрачным выражением, но самообладание к нему уже вернулось. По флегматичному лицу Джека было трудно понять, что он чувствует.

– Мы готовы вас выслушать, – сухо произнес Михиль.

– Я первым расскажу свою часть, – тяжело вздохнул Джек. – Вы знаете, что я пилот. Я летал на «Спитфайре». Эскадрилья моя базировалась на вспомогательном аэродроме близ Эйндховена, на юге вашей страны. В тот день я получил задание пролететь над Эйсселом и расстрелять все моторные транспортные средства, какие увижу. Сначала дело шло хорошо. Недалеко от Хаттема я увидел немецкий легковой автомобиль. При моем приближении сидевшие в нем фрицы выскочили наружу и спрятались в кусты. Мне не стоило никакого труда расстрелять машину, которая тут же загорелась. Для этого потребовалось совсем немного боеприпасов, и я продолжил полет.

Но над Зволле я попал в настоящий ад. Немцы меня засекли и принялись обстреливать из зениток. Я попытался уйти, но они уже подбили меня в хвост. Самолет был на приличной высоте, и я надеялся дотянуть до своих, хотя закрылки и вышли из строя. Поэтому я направил машину прямо на юг. Но вскоре загорелся мотор. Видимо, зенитные снаряды пробили бак с горючим. Так что мне пришлось, не медля ни секунды, прыгать с парашютом. Внизу был лес, для парашютиста это плохо, но выбора не оставалось.

К счастью, парашют раскрылся благополучно. «Сейчас ты попадешь в плен к фрицам, Джекки», – думал я, плавно покачиваясь между небом и землей. Но тут я заметил, что подо мной лишь верхушки деревьев и ни единой поляны, где можно приземлиться, – и мое будущее представилось мне скорее в виде маленького белого креста на деревенском кладбище в вашей стране. Я опустился на огромный дуб. Правая нога застряла в узкой развилке раздвоенного ствола, а тело продолжало падать. Хрусть – и нога сломалась, как спичка. Я повис на дубе головой вниз. Мир словно перевернулся вверх ногами. Неприятное ощущение.

И тут я, к своему ужасу, увидел под дубом немецкого солдата, целившегося в меня из пистолета. «Не стреляй!» – крикнул я по-английски, поскольку голландского еще не знал. Хотя это всё равно мне не помогло бы, он же был немец. В общем, этот негодяй в меня пальнул. Я почувствовал острую боль в плече и, видимо, потерял сознание. Помню, успел подумать: я уже умер. Что происходило дальше – рассказать не могу, поскольку сам не видел.

Взгляды Эрики и Михиля, до сих пор внимательно слушавших Джека, одновременно обратились к Дирку. Тот прочистил горло.

– Да, – устало произнес он. – Дальше расскажу я. В тот день я работал в лесу, помечал деревья, которые надо вырубить, чтобы лес хорошо рос. Мой нож-секач был при мне. Надо сказать, привык я в лесу прислушиваться ко всем звукам, и тут до меня донесся необычный шорох. Сначала я подумал, что это косуля, и решил метнуть в нее секач. Когда-то я упражнялся в метании ножа, по первости ради забавы, потом и для серьезных целей. В наше голодное время мясо косули очень бы даже пригодилось.

Так вот, я пополз как можно тише на этот шорох. И увидел немецкого солдата, лежавшего в обнимку с незнакомой мне девушкой, а мгновенье спустя произошло что-то вообще невероятное. Почти у меня над головой громко затрещали ветки и раздался неистовый вопль, от которого все трое – немец, девушка и я сам – до смерти испугались. Это кричал от боли Джек, когда у него сломалась нога. Но должен сказать, в первую секунду мне показалось, что это к нам прилетел сам дьявол из ада.