Зима вороньих масок

– Кажется, я выразился ясно, – сказал он тоном, не терпящим пререкания. – Ты пойдёшь со мной.

Гарольд безвольно вздохнул.

– Месье Дюпо, – обратился он к ученику. – Вы справитесь без моего участия?

Паскаль посмотрел на сына кровельщика. Болезнь не успела ещё окрепнуть в юном организме; Дюпо выделил всего три-четыре нарыва, которые необходимо дренировать и прижечь, применительно же к остальным, – пришёл он к выводу, опираясь на свой небогатый опыт, – достаточно будет вспороть кожу и наложить примочки.

– Осмелюсь предположить, что да, – ответил Паскаль.

– Превосходно. Тогда заканчивайте здесь и ступайте дальше. – Винтеркафф достал из сумки книгу и каламарь. – Записывайте имена жителей и проведённое над ними лечение, если их состояние будет того требовать. Писать, надеюсь, вы умеете.

– Понятное дело, я знаю грамоту, – возмутился аптекарь.

– Вот. – Гарольд извлек из карманов флаконы с лавандой, полынью и маковым соком, мешочки с омелой и грибным порошком, а в конечном итоге отстегнул от пояса свою сумку и помог Паскалю закрепить её у бедра. – Теперь у вас есть всё необходимое. Когда месье удовлетворит свой интерес, я вас найду. Уверен, разговор не отнимет много времени, – сказал он человеку с рытвинами на лице, – у тех, кто умирает.

Chapter V. Filia

Полуночная процессия вела Гарольда окутанными мраком переулками Финвилля, следуя к северной части города, где, как представлял доктор, находится древний замок, ранее взбудораживший воображение своим архаичным отталкивающим видом, открывшимся путникам с холма, и где ждала англичанина встреча с виконтом Его Святейшества, столь нежданно, в час как нельзя более несвоевременный и поздний, потребовавшим аудиенции.

Чёрные каменные дома нависли над головою пещерными сталагмитами, скрыв луну и добрую часть звёзд, так что только Сатурн, зловестно мерцающий в зените ночи, освещал путь. Дорога здесь шла в гору. Замок располагался у самой реки, на одном из прибрежных холмов, а городские застройки, через лабиринты которых пробирался Гарольд с проводниками, несомненно, принадлежали к эпохе возведения этого самого замка, ко временам чрезвычайно древним, неведомым истории. Блуждающий ветер, накатами ненавистных волн бьющий в спину, стремился проникнуть под одежду и в яростном порыве сорвать шляпу с головы. Ветер вымел декабрьские снега к пустынным полям, тем самым обеспечив свободный проход, но переулки были узки настолько, что двое, встреться они лицом к лицу, с трудом смогли бы разминуться. Продвижение, к тому же, замедлял бесчисленный хлам, нагроможденный здесь с осени или того раньше: разбитые кадки, высокие, иногда выше человеческого роста, неустойчивые горы плетёных корзин и деревянных ящиков, грозившиеся рухнуть от первого прикосновения, расколотые и давно просящиеся на свалку корыта, служившие некогда для сбора дождевой воды, повернутые на бок разбитые телеги и чёрт знает ещё какие обломки, утратившие не только свой первоначальный вид, но и память о том, для чего они некогда предназначались. Проводник, очевидно, выбрал кратчайший, однако не самый удобный, по мнению Гарольда, маршрут.

Англичанин шёл вторым. Впереди, прокладывая путь, ступал неназвавшийся солдат в плаще из волчьих шкур – капитан виконтской гвардии, как вполне обоснованно решил Винтеркафф; капитан, который самым бесцеремонным образом оторвал доктора от дел первейшей важности. Замыкали шествие две мрачные безмолвные тени, обретшие обличие гвардейцев лорда Кампо.

Дважды в пути они наткнулись на покойников. Обёрнутые в тряпьё, которое и выбросить не жалко, мертвецы, словно мешки с мусором, были выставлены родичами за порог, очевидно, уже post mortem. Преобладающее же большинство дверей в переулке несли на себе черную смоляную отметину джуммы. Человек в плаще ненадолго задержал свой взгляд на умерших, но лишь для того, видимо, чтобы распознать в них горожан, с которыми, несомненно, когда-то был знаком. Никаких распоряжений от него не следовало. Мертвецы – забота мортусов, и руки их рано или поздно дойдут до каждого из тех, чью жизнь забрало поветрие.

– Мы торопимся, – холодно напомнил капитан, когда Гарольд склонился над одним из трупов, чтобы выяснить, в каком из множества вероятных образов к бедняге явилась смерть.