Зима вороньих масок

Они прошли до конца улицы, где крайний двор упирался изгородью в чёрные, как ночь, воды реки. Дом был пуст; гвардейцы сообщили, что хозяин его умер прошлым летом от кишечной лихорадки. Лихорадка не входила в интересы Винтеркаффа, и он велел провести его к улице на холме. В пути англичанин хранил напряженное молчание, а когда Паскаль обратился к нему с вопросом, тот отмахнулся и ответил что-то вроде: “Всё неважно, месье Дюпо, оставьте”, – не потрудившись вникнуть в суть вопроса. Маска Гарольда подрагивала, – одолеваемый сомнениями, англичанин беспокойно кусал губы. В домах он говорил мало и только в тех случаях, когда содействие Паскаля требовалась ему немедленно. Все прочие распоряжения относительно углей, равно как и процесс подготовки к больных к врачеванию, всецело легли на аптекаря, – он посылал гвардейцев на площадь за горячей водой и говорил с горожанами. А Винтеркафф искал. Искал в каждом доме; искал те формы болезни, что дважды встретились им в городе; те формы, оружия против которых он не имел. Он осматривал и мёртвых, и живых, осматривал не только больных, стонавших под лезвием ланцета, но и здоровых, чья плоть, однако, представляла собой благодатную почву для скверны, способной в считанные часы дать жуткие побеги и расцвести зловонными бубонами, полными гноя и телесных нечистот. Искал и боялся найти.

Мужчина, открывший им дверь, представился Матисом Берто, кровельщиком. Его дом в два этажа, с окошком на чердачной башенке и острой крышей из красной черепицы, выглядел ухоженным, словно бы принадлежал человеку благородному: крыльцо из серой каменной крошки было заботливо очищено от снега, тонкие декоративные колонны упирались в балкон на втором этаже, где размещались гипсовые вазы для цветов, а к шпилю крыши крепился флюгер со львом, поскрипывавший на ветру. Вид омрачал лишь чёрный узел из козьей шерсти на двери.

Матис Берто любезно пригласил врачей в дом и поведал, что болен его старший сын. Болезнь заметили сегодня вечером, она не успела достаточным образом ослабить и измучить юношу, – он испил больше страха, нежели страданий. Прежде чем приступить к врачеванию, Гарольд проверил остальных членов семьи – самого кровельщика, его мать, жену и младшего сына, после чего вернулся в покои к больному, где Паскаль уже подготовил инструменты.

– Я послал за водой и углями, месье Винтеркафф, – сказал Дюпо. Англичанин ответил тихим “Хорошо”.

Когда Паскаль обтирал перчатки лавандовым маслом, с порога донеслись голоса. Хозяин выразил свое почтение пришедшему и поприветствовал его. После коротких реплик, расслышать которые не представилось возможным, в сторону покоев раздались шаги. Гарольд открыл дверь, чтобы принять угли и воду, но руки солдата, стоявшего перед ним, были пусты.

Аптекарь видел его впервые: вооруженный на манер гвардейцев тонким кинжалом и городским мечом, он был одет в старый дублет из неокрашенной воловьей кожи, с кольчужным воротником и нагрудным рельефом, где некогда изображался геральдический рисунок, ныне практически полностью выцветший. Тяжёлый меховой плащ, скроенный из волчих шкур, укрывал голову и плечи солдата, придавая ему вид полудикий, варварский; полы плаща его истрепались от длительного ношения, ниспадали к земле свалявшимися колтунами. Лицом он был жесток и некрасив: перенесённая в детстве оспа иссекла его кожу красными рытвинами, которые едва ли могла скрыть редкая, с ранней проседью, щетина. Брови незнакомца, как скалы над обрывом, грозно сдвинулись над кремневыми глазами, рот представлялся изогнутым полукругом, неспособным улыбаться.

– Кто здесь главный? – спросил он, задержав тяжёлый взгляд сперва на Гарольде, а потом и на Паскале. За спиной его стояли гвардейцы со всем необходимым для врачевания.

– Спросите пресвитера, отца Фому, – посоветовал Гарольд, забрав у солдат ведро с горячей водой и ящик с углями. – И покиньте дом. Вы разве не видели на двери чумной знак?

– Кто главный из тех, кто лечит? – уточнил человек с грубым лицом; уходить без ответа он, похоже, не собирался.

– Скажем, я, – сообщил Гарольд, всем своим видом показывая, что он предпочёл бы закончить этот разговор как можно скорее. Желательно – немедленно.

Солдат ещё раз посмотрел на него, как обычно смотрят на товар у базарного прилавка.

– Еврей?

– Я англичанин, – оскорблённо сказал Винтеркафф.

– Откуда?

– Из Гастингса. Восточный Суссекс.

– Лорд Кампо просит тебя к себе, – на плохом английском сказал человек с оспинами.

– Милорд нездоров?

– Милорд… здоров, – солдат насупил брови.

– Тогда, при всём моём уважении, его милость могут подождать. Спросите отца Фому на площади. Он освящает воду у костра. Все вопросы вы можете обсудить с ним. А мне позвольте заняться делом. – Гарольд передал Паскалю воду и угли и вернулся к человеку в доспехах, намереваясь выпроводить его за порог. – В этом доме скверна. Мне не хотелось бы завтра лечить и вас. Прошу.

Указав на выход, Винтеркафф толкнул дверь, но солдат подставил в створ рукоять меча.