Холод укусил сквозь толстую рукавицу, пробрался по жилам, извиваясь ядовитыми змеями. Джон рефлекторно тряхнул рукой, будто пытаясь скинуть невидимое, но тщетно. Огонь Рглора взвыл внутри него, сопротивляясь, и даже этого оказалось недостаточно. В голове щёлкнуло, он не понимал, кричит вслух или мысленно, ледяные пальцы залезли под глаза, под кости и глубже, внутрь сердца, достигли его страхов и души. Он едва устоял на ногах, закрыв веки, а открыв вновь…
Увидел Дейенерис Таргариен.
— Ты даже не знаешь, что пытаешься уничтожить, верно? — сказала она, улыбаясь.
Джон молчал, тяжело дыша и не смея шелохнуться. Она выглядела в точности, какой он её запомнил: серебряная сложносплетённая коса, чёрное платье и улыбка девчонки, наконец-то заполучившей мечту. Она была такой настоящей, такой живой, что обман легко сравнялся с правдой. Её белые волосы даже не колыхнулись под порывом ветра, и тень от огня не простиралась на снегу.
«Но это ложь».
Магия хотела жить. И решила заговорить с ним. Не умела иначе, не видела свет в его сердце, не знала любви и надежды, эти чувства не живут во тьме. Если бы она знала, то приняла другой облик, манила иным, Сансой и домом, в стократ усложнив противостояние. Эта магия не знала другого пути. Она сполна разворошила тьму, среди самообвинения и сожалений извлекла самое болезненное, что только возможно.
— Ты не представляешь, что сейчас находится в твоих руках. Смерть уже преклонила перед тобой колени однажды, Джон Сноу. Но ты можешь получить гораздо, гораздо большее.
Он продолжил свой путь к Чардреву. По какой-то причине ему не смогли по-настоящему навредить. Возможно, всё-таки следует помолиться Рглору со всей искренностью остатков его израненного сердца.
— Ты можешь всё исправить, Джон. Ты сможешь властвовать над смертью и жизнью. Ты поднимешься над временем, богами и людьми. Если ты примешь этот дар. Если воспользуешься тем, что находится прямо здесь, только протяни руку и погаси огонь.
«Ты можешь занять место Короля Ночи, жить вечно, избавиться от боли, страданий, чувств, выкинуть свою душу и всё дурное, что ты пережил», — шепнул ледяной, мёртвый голос.
«Отдать всё, за что ты сражался, свой дом и свою любовь. Превратить в лёд будущее, когда ты только всё понял?» — прозвучало голосом Сансы. Джон знал, что она сказала бы именно так, и он остатками сил вцепился в тепло, которое давали эти слова.
Он остановился у корней Чардрева, его мутило, трясло, как в горячке, и он не понимал, почему до сир пор удерживается на ногах. Джон посмотрел на то, что приняло облик Дени.
— Ты сможешь вернуть меня, — мягко сказала она, подойдя почти вплотную. От неё пахло холодом и смертью, впрочем, от него наверняка тоже. — Сможешь исправить ошибку, о которой так сильно жалеешь.
— Это не было ошибкой, — сказал он, отчётливо понимая, что говорит правду. — Ты не оставила другого выбора.
— Я даю тебе выбор сейчас.
— Мне жаль, — его голос дрожал от ярости, слёз и горечи. Он должен сказать ей хотя бы таким образом. — Мне жаль, что я пытался манипулировать тобой, но слишком хорошо сыграл и сам поверил в свои чувства. Они так и не стали правдой. Мне жаль, что всё закончилось именно так, и я стал частью твоего безумия. Мне жаль, что мне пришлось убить тебя.
В его сердце вновь проворачивали кинжал, острые грани разрезали жилы, оставляя пустоту и забирая жизнь. Он точно знал, что чувствовала Дени, когда нож вошёл ей под рёбра. Всегда знал, потому что сам пережил то же самое.
Это не прощание и не прощение, не эфемерное искупление, которого уже не найти. Но Джон отпускал Дейенерис с каждой сказанной фразой.
— Настоящая ты никогда не простила бы, и это глупо, извиняться за то, что я сделал. Прости меня. Сейчас я заканчиваю ту войну, в которую втянул тебя. Это единственное, чем я могу искупить свою вину. Но я хочу и должен жить дальше. И хочу вернуться домой.
С его губ срывался лишь слабый шёпот, громкость не имела значения. Сейчас, когда смерть встречала его как старого знакомца, он понял, чего хотел на самом деле. Было ли поздно? Ему предстояло выяснить.
Он разжал пальцы, и факел упал на корни чардрева. Огонь победно взвился, дерево затрещало. Джон нашёл в себе силы отойти достаточно далеко, прежде чем боль снова взорвалась яркой вспышкой в теле и в голове. Его стошнило желчью. Тошнило так долго, что итогом должен был стать его желудок, выпрыгнувший на снег.
Он обессиленно лёг на спину, вытерев бегущие по щекам слёзы, глядя на пламя, взвивающееся к зелёной, переливчатой небесной дымке. Наверное, то остатки чужой, эгоистичной магии говорили в нем, но разве он не заслужил? Если он останется жив, разве он не заслужил прожить остаток так, как ему хотелось? Он думал, что найдёт в конце своего пути искупление, но, постучав в дверь к смерти, нашёл ещё один ответ.
Вдох, ещё один вдох, как учатся заново. Боль накатывала лавиной, сжимая в тиски, и вновь отступала, становясь тише.
Призрак залаял над ухом, и Джона потянули за руки, помогая подняться. Он смутно осознавал, что Джастин и Свагр почти взвалили его на себя.