Зимняя бегония. Том 1

– Ничтожная бездарность хоть и проучился у наставника двенадцать лет игре на цине, но так и не узнал, что значит следовать за голосом, а что – поддерживать артиста. – Аккомпаниатор склонил голову набок и злорадно добавил: – Судя по вашим речам, вы были близки с моим наставником, да ещё и прославились в Бэйпине как мастер всех амплуа и шести инструментов. Раз уж вы столь красноречивы, нельзя ли воспользоваться сегодняшним присутствием важных господ и чиновников и попросить вас сыграть на хуцине, чтобы я пополнил свои знания? – Он стянул белый платок и, не дожидаясь ответа, швырнул его на плечо Шан Сижую.

Шан Сижуй не ожидал такого поступка и уже успел пожалеть о только что сказанных острых словах. Он сам задел пьяницу, и теперь ему не удастся соскочить с мчащегося тигра. На сцене, гляди на него хоть сто тысяч человек, он чувствует себя спокойно и легко. Но стоило ему отойти от пьесы, и под взорами присутствующих он чувствовал себя не в своей тарелке – точно как сейчас, когда он беспомощно замер на сцене, а щёки слегка обожгло стыдом. Дело не в том, что он не умел играть на хуцине, но вдруг подобная самодеятельность разгневает министра Цзиня и установленный порядок семейного торжества пойдёт прахом?

Однако министр Цзинь с громким смехом произнёс:

– Раз уж на то пошло, пусть Шан-лаобань сыграет какой-нибудь отрывок, будем считать это дополнительной наградой для всех нас.

Министр Цзинь отдал приказ, и Шан Сижую ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Он обернулся к зрителям и, поклонившись им в пояс, сел, в два слоя сложил белый платок и расстелил его у себя на коленях, и в самом деле готовясь сыграть на хуцине. Стоявший рядом с ним выездной распорядитель в душе рвал на себе волосы от отчаяния, он давно уже знал, что этот мастер игры на хуцине – человек безалаберный, да и в новогодние праздники сложно обойтись без вина, отчего же он так сглупил, что пригласил его? Такой шум поднялся, обидеть министра Цзинь – ещё пустяки, когда он закончит все свои служебные дела, то вернётся в Нанкин[63], бояться тут нечего. Однако оскорбить Шан Сижуя, который изо дня в день поднимается всё выше в гору и уже снискал головокружительный успех… После такого можно забыть о том, чтобы зарабатывать себе на жизнь оперой! Про себя распорядитель сделал вывод, что Шан Сижуй – мастер игры на сцене, для него не составит особенного труда сыграть на хуцине: только он ударил по струнам – и извлечённые им звуки прозвучали особенно нежно и точно. Пожалуй, сегодня вечером Шан Сижуй ещё раз десять мог бы сыграть на сцене. Распорядитель поспешил наклониться к Шан Сижую и заговорщически прошептал ему на ухо:

– Шан-лаобань, говорите, что делать.

Шан Сижуй подумал немного и сказал:

– Позовите ту, что только что играла Фань Лихуа, пусть выберет что-то быстрое с ритмом «бегущей воды»[64], а я уж под неё подстроюсь.

– А вы сами не выберете отрывок?

Шан Сижуй сдержанно улыбнулся:

– Мне всё равно.

Распорядитель уставился на него во все глаза, недоумевая, и про себя подумал: «Вот же сопляк! Не переоценил ли ты свои силы, стремясь похвалиться своими талантами? На тебя смотрят господа, знающие толк в опере, хоть одну ноту возьмёшь неверно, они тут же вцепятся в твоё слабое место и немного погодя разнесут весть об этом по всему Бэйпину. Как ты после этого сохранишь свою милую мордашку? Я ведь спрашиваю тебя по доброте душевной!» И спросил его ещё раз:

– Шан-лаобань, сегодня здесь собрались господа – любители исполнять арии из опер, а некоторым по душе играть на хуцине, слух у них очень тонкий! Не желаете ли вы сыграть для них что-то, что покажет вас с самой лучшей стороны?

Шан Сижуй вздохнул:

– Я ведь сказал, мне всё равно, что играть. Дядюшка, вы лучше поторопитесь.

Распорядитель кивнул, а сам подумал: «Ай, ладно! Он большой безумец, недаром ведь говорят – у молодых кровь кипит, юность не ведает страха. Если он сам желает ударить себя по лицу, так рвётся осрамиться из-за собственного бахвальства, пусть потом не пеняет на других!»

Актриса, игравшая Фань Лихуа, успела смыть грим лишь наполовину, однако украшения для головы она сняла, снова надеть их она не успевала, а потому, кое-как облачившись в розовый театральный костюм, в котором она играла роли дань, поспешила выйти на сцену. По счастью, краска на её лице ещё не стёрлась до конца, и макияж можно было разглядеть из зала. Она прошептала Шан Сижую:

– «Уродливая парочка»[65]. Разбойники поднимают восстание.