Шан Сижуй тоже пристально смотрел на него в ответ, и взор его пылал решимостью. Из всех арий он выбрал для Чан Чжисиня особенную, мелодия сменилась, и он мощно и убедительно запел: «Шкура эта снята с твоего бренного тела, а колотушки эти из рёбер твоих сотворены; дырочки от гвоздей – то кровоточащие раны на твоём сердце, а палки эти – торчащие клыки во рту твоём! С двух сторон тебе достанется, наглец, и за злодейства все вовсе ты не расплатишься! Начнём сначала мы, промой же уши, чтоб наставление получить, и внимай!»
Перед командующим Цао, кажется, снова предстал стоящий на городской стене Шан Сижуй в тот год в Пинъяне, излучающий безумную силу. В городе солдаты тряслись от страха, а он стоял под ливнем пуль, полностью отдавшись представлению. Поистине, эта Юй Цзи была ещё величественнее короля Восточного Чу[77]
.– Хорошо! – прокричал командующий Цао.
Командующий Цао крикнул: «Хорошо!» – и его адъютант с многочисленными солдатами тоже закричали «Хорошо!» вслед за ним, прочие гости не осмелились не крикнуть «Хорошо!», хотя что тут хорошего, они не понимали. Это представление вселило в них необъяснимый ужас. Однако их хвалебные возгласы для Чан Чжисиня и Цзян Мэнпин прозвучали как пощёчина. Цзян Мэнпин задыхалась от слёз, а Чан Чжисинь обнимал её за плечи, и от этой картины щемило сердце.
Чэн Фэнтай, крайне огорчённый, смотрел на Шан Сижуя, не зная, плакать ему или же горько смеяться, и думал: «Чёрт его знает, как всё это называется…»
Чэн Мэйсинь покосилась на брата, холодно усмехнувшись про себя: «А что я говорила прежде? Шан Сижуй, он ведь помешанный».
Глава 13
Торжество по случаю месяца со дня рождения третьего молодого господина Чэна вконец было испорчено Шан Сижуем, и у всех присутствующих остался неприятный осадок. Фань Лянь и Чан Чжисинь с женой ушли, не отобедав, а гости трепетали, не смея и шелохнуться лишний раз: командующий Цао так их напугал, что они готовы были расплакаться.
Чэн Фэнтай нахмурился и, охваченный гневом, протиснулся через толпу. Кто-то из слуг окликнул его:
– Второй господин, командующий Цао ждёт вас!
Чэн Фэнтай пообещал сейчас же прийти, но слуга не успокаивался и последовал за ним, не отходя ни на шаг. Когда хозяин и слуга вышли на задний двор, безумие уже оставило Шан Сижуя, силы его иссякли, а душа, казалось, покинула тело. Он снял головные украшения и костюм и сидел в оцепенении перед зеркалом, пока Сяо Лай стирала с его лица грим. Остальных актёров и музыкантов поспешно отослали домой, а два солдата командующего Цао сторожили Шан Сижуя, понятия не имея, что же с ним делать.
Чэн Фэнтай, встав в дверях, холодно его окликнул:
– Шан-лаобань!
Шан Сижуй или не услышал его, или сделал вид, что не слышит, и никак не отреагировал. Сяо Лай бросила на Чэн Фэнтая взгляд и накинула на Шан Сижуя, сидящего с остекленевшим взором, плащ. Чэн Фэнтай, вспомнив его обычный вид, снова взглянул на него теперешнего и почувствовал, что его охватил испуг.
Слуга, который следовал за ним по пятам, принялся торопить его:
– Второй господин, давайте скорее вернёмся, командующий Цао уже заждался вас!
Чэн Фэнтай бросил на Шан Сижуя мрачный взгляд, и гнев, который и привёл его сюда, отступил.
Командующий Цао казался особенно радостным сегодня. Завидев Чэн Фэнтая, он схватил его за шею и заставил пить и есть вместе с ним до отвала. Будучи навеселе, он стукнул рукой по столу и потребовал немедленно показать ему новорождённого барчука. Чэн Фэнтай приказал кормилице принести ребёнка, и командующий Цао, увидев крошечного младенца в пелёнках, одним движением выхватил пистолет.
Гости вскочили со своих мест, бросив еду, а одна служанка разбила тарелку с овощами. Чэн Фэнтай, который переживал о супругах Чан, выпил намного больше, чем две чарки, однако на душе у него по-прежнему было невесело, он сидел не шевелясь с чаркой в руке и не отреагировал на пистолет. В пьяном запале он сказал:
– Пристрели-ка его! Если пристрелишь, будешь мне должен! Возместишь дочерью.
Командующий Цао заплетающимся языком проговорил:
– Такой хорошенький, такой толстенький и белолицый малышок, зачем же его убивать! – Он помахал пистолетом: – Это сделано в Германии, хорошая штука! Семь лет уже со стариком, да! Дарю моему племяннику на первую встречу! Пусть и он станет командующим, когда вырастет! – сказав это, он ущипнул малыша за щёчку, и тот заплакал.
Когда банкет закончился, Чэн Фэнтай вернулся в спальню совершенно не в духе, упал на кан и, зарывшись с головой в ватное одеяло, долгое время ничего не говорил. Вторая госпожа уже слышала, что случилось в саду, но не рассердилась, что происшествие затронуло её двоюродного брата, а лишь со вздохом сказала:
– Этот Шан Сижуй…
Чэн Фэнтай с глубокой ненавистью подхватил:
– Его нужно как следует проучить!