Зимняя бегония. Том 1

Вторая госпожа хорошо знала его нрав, он наверняка не сможет снести оскорбления, которое невольно нанёс ему сегодня Шан Сижуй, и через день-другой отправится искать его, чтобы расквитаться. Вторая госпожа боялась, что Чэн Фэнтай поднимет шум, который разлетится по городу ветром и дождём, и потому взволнованно проговорила:

– Ты не трогай его, слишком много тех, кто готов встать на его защиту! Он человек известный, трудно сказать, чем всё может закончиться.

Чэн Фэнтай холодно усмехнулся:

– Угу, трогать не буду. Пойду поучу его уму-разуму.

Назавтра как раз было воскресенье, и Чэн Фэнтай решил навестить супругов Чан, чтобы успокоить их. Государство выделило Чан Чжисиню новую квартиру с ванной комнатой в многоквартирном доме, и молодой паре жилось в ней весьма уютно.

Чэн Фэнтай дважды нажал на дверной звонок, и дверь ему открыла горничная:

– Кого ищет господин?

Заспанный Чан Чжисинь, повязывая пояс халата, выглянул из-за спины горничной, чтобы посмотреть, кто там пришёл:

– Господин Чэн?

Чэн Фэнтай с улыбкой проговорил:

– Я же сказал, что я муж твоей младшей сестры, не зови меня господином.

Чан Чжисинь улыбнулся, впустил Чэн Фэнтая внутрь, и сам, переодевшись, оперся о подоконник рядом с Чэн Фэнтаем, чтобы поговорить с ним.

Чэн Фэнтай спросил:

– Как двоюродная невестка? С ней всё хорошо?

Чан Чжисинь посерьёзнел:

– Не то чтобы хорошо. Вчера от всей этой шумихи у неё заболело сердце, она не спала всю ночь, думая уехать из Бэйпина. Только под утро она насилу успокоилась и сейчас отдыхает.

Чэн Фэнтай сказал:

– Я правда прошу извинить меня за вчерашнее. Это моя вина, я недостаточно предусмотрителен.

Чан Чжисинь улыбнулся:

– Здесь нет твоей вины. Ты ведь всё это время был в Шанхае, как ты мог знать о том, что происходило тогда в Пинъяне.

Чэн Фэнтай сказал:

– Нет, я знал, что случилось. Просто не ожидал, что Шан Сижуй до сих пор таит на вас обиду да ещё устроит такую жестокую сцену, – это всё моя крайняя невнимательность. Но, старший шурин, на этот раз вы не должны молча стерпеть оскорбления, как было тогда, и оставить это просто так, ведь, работая в судебной палате, это нельзя позволить. Шан Сижуй просто дерзкий безумец, что страшного он может сделать вам, кроме как выплеснуть на вас ушат грязи?

Его прямота и честность взяла Чан Чжисиня за самое сердце, породив у того чувство, что они и впрямь братья. Он сел рядом с Чэн Фэнтаем и завёл разговор по душам:

– Я не боюсь Шан Сижуя. Но вот Мэнпин, твоя двоюродная невестка, боится его до смерти!

Чэн Фэнтаю показалось, что он и правда делает из мухи слона:

– Чего бояться какого-то актёришки?

Как раз в этот момент горничная принесла им две чашки с чаем, Чан Чжисинь хотел было что-то сказать, но промолчал, вместо этого он дал горничной наказ:

– Пойди купи какие-нибудь закуски, только не обжаренные в масле, от них у госпожи болит живот. Посмотри, есть ли баоцзы с овощами и соевое молоко.

Кивнув, горничная ушла, а Чан Чжисинь прикрыл двери спальни и подал Чэн Фэнтаю сигарету, сам он тоже закурил и начал рассказывать:

– Есть вещи, узнав которые, люди могут извратить, а потому я рассказал об этом только Фань Ляню, а сейчас сообщу и тебе.

Чэн Фэнтай насторожённо кивнул.

Чан Чжисинь заговорил тихим голосом:

– В тот год в Пинъяне Шан Сижуй с кучкой базарных баб из труппы «Шуйюнь» загнали Мэнпин в безвыходное положение, ни один театр или труппа не смели принять её, к тому же Мэнпин осталась должна огромную неустойку, и всё, что она накопила, ей пришлось отдать. Мэнпин пришлось давать уличные выступления, будто она попрошайка, что просит милостыни. Обо всём этом ты наверняка слышал.

Но эти подробности Чэн Фэнтаю были неизвестны.

– Но знаешь ли ты, что ещё сделал Шан Сижуй? Он подговорил уличных хулиганов, и те стали приставать к Мэнпин. Если бы я опоздал в тот день, страшно подумать, что могло быть… – При одном воспоминании об этом Чан Чжисинь содрогнулся от ужаса и сделал глубокую затяжку. – После этого я вместе с Мэйпин выступал на улицах, чтобы защитить её, – играл на цине. Но Шан Сижуй не успокаивался, он сговорился с местным сбродом, и на тех, кто слушал наше представление, нападали. Мэнпин была так напугана, что умоляла меня увезти её из Пинъяна. Сейчас Шан Сижуй твердит, что мы сбежали как парочка прелюбодеев, но разве это не он заставил нас бежать?

Чэн Фэнтай усмехнулся:

– В том, что он с тобой не поладил, нет ничего удивительного. Пусть старший шурин не обижается на меня за опрометчивые слова, но он с полным правом мог бы тебя зарезать, ведь ты отнял у него любимую женщину, и его ненависть вполне объяснима. Но то, что он так подло поступил с двоюродной невесткой, и в самом деле жестоко, да и низко.

Покачав головой, Чан Чжисинь улыбнулся, стряхнул пепел с сигареты и сказал:

– Это ненависть не из-за того, что я отнял у него любимую женщину. У него с Мэнпин ничего не было, между ними не такие отношения, как о том сплетничают.

Чэн Фэнтай в изумлении посмотрел на него.

Чан Чжисинь продолжил: