Уже стемнело, и представление в саду давно началось. Чэн Фэнтай решил провести семейную чету Чан по своему дому, сопровождая экскурсию бесконечным и нудным рассказом. Фань Лянь выбежал вперёд и потянул к себе Чэн Фэнтая:
– Зятёк, довольно! Двоюродный брат ведь собирается пожить в Бэйпине, сможешь показать ему дом когда пожелаешь. Ты оставил гостей во дворе, куда это годится?
Чэн Фэнтая полностью увлекла прогулка:
– Да начхать на них, их кормят и поят, да ещё и представление показывают, есть я или меня нет, делу никак не повредит. Или прикажешь мне подавать им чай да воду? – сказав это, он вдруг остановился и обернулся, хлопнув в ладоши; с лица его сбежала краска. – Дело дрянь! Я ведь совсем позабыл о своём зяте! Старший двоюродный шурин…
Фань Лянь махнул рукой, поторапливая его:
– Я сам позабочусь о двоюродном брате, а ты поспеши. Не заставляй командующего Цао хвататься за пистолет.
Хотя до расстрела людей дело ещё не дошло, однако на лице командующего Цао царило крайнее неудовольствие. Прошло уже больше получаса, Чэн Фэнтай не возвращался, а труппа «Шуйюнь» до сих пор не начала представление. Давно уже к командующему Цао не относились с таким пренебрежением, и он уже порывался несколько раз встать и уйти, не считаясь ни с кем, однако Чэн Мэйсинь, схватив его за руку, принялась уговаривать остаться:
– Дорогой, брата Фэнтая наверняка что-то задержало, подождём ещё немного. Скоро подадут еду, вот и отыграешься на нём, заставив выпить пару чарок.
Когда она повторила эти слова в пятый раз, перед ними с льстивой улыбочкой на физиономии наконец возник Чэн Фэнтай. Увидев его, командующий Цао запылал бешенством и пробормотал что-то себе под нос.
Чэн Фэнтай со смехом проговорил:
– Зять изволит сердиться? Не сердитесь! Ко мне в Бэйпин приехала родня, вот я и занялся заботами о них.
Командующий Цао ответил:
– Сяо Фэн-эр, дерьмовый ты человечишка, они тебе родня, а старик нет, так, что ли? Мать твою, чтоб тебя!
Несмотря на то что командующий Цао прошёлся по матери Чэн Фэнтая, улыбка тому не изменила, с заискивающим видом он схватил фундук и принялся его чистить. Командующий Цао хотел было сказать, что не желает орехов, он знал: если съест их вечером, то начнёт пускать газы. Однако, к его удивлению, Чэн Фэнтай, почистив орехи, опустил их прямиком себе в рот, чем вызвал у командующего Цао злую радость, и он снова начал распекать его как сосунка и опять прошёлся по его матери и бабушке. Чэн Фэнтай оскалился в улыбке, по-прежнему не принимая его слова близко к сердцу.
Командующий Цао не сердился на Чэн Фэнтая, потому что их характеры были похожи, тот нравился ему даже больше родных сыновей. Чэн Фэнтай же не сердился на командующего Цао, ведь этот представитель старшего поколения хоть и грубиян, но в то же время был опорой, а ещё его можно водить за нос, так что Чэн Фэнтай просто не обращал внимания на отсутствие у того манер.
Чэн Мэйсинь оглянулась и, перегнувшись через командующего Цао, тихо прошептала брату:
– Откуда тут взяться нашей родне? Разве второй дядя и молодая госпожа сейчас не в Англии?
Чэн Фэнтай ответил:
– Это не с нашей стороны, а со стороны второй госпожи, её двоюродный старший брат и двоюродная невестка… Ох! Да ведь это те самые Чан Чжисинь и Цзян Мэнпин из Пинъяна! – Он указал подбородком в сторону, Чэн Мэйсинь взглянула туда и увидела рядом с Фань Лянем прекрасную молодую пару. Чэн Мэйсинь, считай, была свидетельницей событий в Пинъяне и прекрасно обо всем знала. Привлечённая внешностью Чан Чжисиня, осмотрев его с ног до головы, она подумала, что он и в самом деле хорош собой и каждая женщина определённо выбрала бы его. Шан Сижуй в сравнении с ним настоящее дитя с душой подростка, бузумное и своенравное, какая женщина его выберет?
Вспомнив, какое разгромное поражение пережил Шан Сижуй, Чэн Мэйсинь сжала губы в довольной улыбке, однако не успела она вдоволь насладиться воспоминаниями, как в голову ей пришла ужасная мысль, повернувшись, она испуганно воскликнула:
– Чтобы ты сдох! Шан Сижуй ведь здесь, а ты ещё осмелился их оставить! Смерти своей хочешь?!
Чэн Фэнтай остолбенел, он и правда совсем не подумал об этой застарелой вражде:
– …Ничего же не случится при всём честном народе?
Чэн Мэйсинь ответила:
– Ты не знаешь Шан Сижуя. Я прожила с ним под одной крышей чуть меньше полугода и узнала его слишком хорошо! Он такой… – Чэн Мэйсинь взглянула на командующего Цао, тому больше всего на свете докучали пересуды, которые смаковали женщины, и потому она лишь сказала: – Характер у него невыносимый и совершенно дикий! Настоящий безумец! – Но этого оказалось недостаточно, чтобы описать Шан Сижуя, и, удержав гнев на какое-то время, она всё же не выдержала и добавила: – Если он начнёт сходить с ума, ему не будет никакого дела до того, что ты здесь, сколько тут народу, что за важная персона смотрит представление и какие возможны последствия. А заботит его лишь то, что он сможет насладиться, выместив свой гнев!
Чэн Фэнтай, улыбнувшись, проглотил лёгкую закуску: