Зимняя Чаща

Кожа Оливера не выглядит ни бледной, ни желтоватой, глаза не кажутся измученными воспоминаниями о лесе. Он выглядит сильным. Другим. Не таким, каким я его помню.

Но он морщится, когда я называю его по имени, напрягает опущенные по бокам руки. Он не помнит меня. Он не знает, кто я такая. И от этого у меня разрывается сердце. От этого мне хочется кричать. Плакать. Хочется схватить Оливера и впиться ногтями в его плоть.

Я хрипло дышу, у меня подкашиваются ноги, я вся дрожу.

Остальные парни почти уже вышли на берег и еще не замечают меня. Ретт шутливо подталкивает Лина, они оба смеются, говорят о чем-то, но их голоса приглушает падающий с неба снег.

– Мы не можем здесь оставаться, – говорю я Оливеру, глядя ему в глаза. Но он по-прежнему старается держаться от меня подальше, вне досягаемости.

У меня в голове словно начинает бить барабан, я стучу зубами, мне нужно согреться, мне нужно как можно скорее оказаться под крышей. Я слишком сильно замерзла. Но Оливер продолжает смотреть на меня равнодушно, как совершенно незнакомый мне человек. Не желающий протянуть руку и прикоснуться ко мне. Который не помнит ничего из того, что было, который смотрит на меня, но видит перед собой просто девушку. Незнакомую девушку. И ничего больше.

Тут наше молчание прерывает голос Ретта.

– Эй, ты еще кто такая, черт тебя побери? – кричит он сквозь снег. Я на секунду поворачиваю взгляд в его сторону и вижу, что Ретт возвращается к изгороди кладбища: очевидно, обнаружил, что с ними нет Оливера.

Я открываю рот, и у меня начинают дрожать губы. Оливер не знает, кто я. И никто из них этого не знает.

– Я… – начинаю я и тут же прикусываю язык. Я же ведьма. Ведьма, в жилах которой может быть растворен лунный свет, в конце концов. Ведьма, которая прыгнула в озеро и проснулась в ту ночь, когда была снежная буря. Это уже произошло. Я ведьма, которая чувствовала ход времени вокруг себя, но думала, что у нее нет ночной тени. А может быть, может быть, я ошибалась, а? Возможно, я не способна оживлять мертвецов – так этого, пожалуй, ни одна ведьма не может. Зато я могу делать кое-что другое.

Ветер крепчает, треплет мои волосы. Поднимаю голову и смотрю на небо – оно выглядит пугающе, словно стянуто тугими узлами облаков.

Возможно, я очень сильно этого хотела. Мое сердце раскалывается, и из него, словно черная жидкая грязь, начинает вытекать моя теневая сторона. «Когда станет нужно, твоя ночная тень появится». Возможно, она всегда при мне была – та часть меня, которая может влиять на ход времени. Была, только я почти никогда не чувствовала ее, замечала только в моменты дежавю. А они все повторялись, повторялись и повторялись. Вещь, которой я никогда не могла удержать, которой никогда не понимала.

Раньше. Не теперь.

– Да это та лунатичка, – отвечает Ретту Джаспер. Сейчас он тоже стоит уже возле изгороди и внимательно наблюдает за мной. В руке он вертит зажигалку, то и дело щелкает ею и тут же снова гасит загоревшийся голубой огонечек. – Уокер, – уверенно добавляет он.

Я вновь перевожу взгляд на Оливера, но его глаза за это время нисколько не потеплели. Он по-прежнему просто смотрит на меня – так же холодно и безразлично, как и остальные.

– И что же, скажи, ты здесь делаешь, лунная ведьма? – спрашивает Ретт.

Я его просто игнорирую.

– Оливер, – повторяю я, стараясь привлечь к себе его внимание. Заставить его хотя бы не смотреть куда-то в сторону. – Не выходи на озеро, – тихо, чтобы не услышали остальные, шепчу ему я. Мне вновь хочется ближе наклониться к нему, хочется прикоснуться к нему, провести пальцами от его нижней челюсти до виска. Крепко прижать его к себе и заставить вспомнить. – Обещай мне не делать этого, ладно? – я глубоко втягиваю воздух, моя голова кружится, и все вокруг плывет. Так, словно я все еще в озере и вода заливает мне глаза.

Но выражение лица Оливера нисколько не меняется, его рот по-прежнему крепко сжат в узкую извилистую линию.

Он понятия не имеет, кто я такая.

– О чем она здесь толкует? – вмешивается Лин.

– Да ведьма она, вот и все, – ухмыляется Джаспер. Только сейчас я впервые вижу его левую щеку. Ту, на которой в ночь костра оставила глубокую кровавую рану сосновая ветка. Этот шрам исчез. Кожа на щеке Джаспера гладкая и белая.

Этого еще не случилось.

– Она, вероятно, собирается на него какое-то заклятие наложить, – продолжает Джаспер. Он перепрыгивает через изгородь и делает несколько шагов навстречу нам с Оливером. – Думаю, она хочет затащить его в свой дом, чтобы похоронить потом под полом, – морщит он брови. – Так все Уокеры делают.

Дыхание Оливера становится частым, странным, но он все еще смотрит в сторону.

– Заткнись, Джаспер, – резко поворачиваюсь я, указывая на него своим вытянутым пальцем. Джаспер захлопывает рот. Мне кажется, он действительно верит в то, что я одним взмахом руки могу превратить его в маленькую печальную жабу или навсегда зашить ему рот сотканной из паучьей паутины нитью.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь мое имя? – спрашивает он неожиданно дрожащим голосом. От шока у него даже нижняя челюсть отвисла.