Зимняя коллекция смерти

«Стоп, я окончательно сошла с ума! — призналась себе Кристина и продолжила самоедство: — Дура, размечталась. Кофточки решила поприличнее найти, чтобы рядом с ним хорошо смотреться. Дура и есть». — Она стерла тампоном косметику почти естественного цвета. Быстрыми ловкими движениями открыла бутылку белого вина, наполнила продолговатый изящный бокал, отхлебнула, закурила, посмотрела на себя в зеркало: «Дура! Ты должна быть самой собой. А он самим собой. В вашем романе мужчина — ты, а он женственный тщеславный нарцисс. Тебе нужен не его хламур — щенячий восторг перед понтами, пена нефтяного капитализма, порождение русской нищеты и безвкусицы. Тебе нужен он, неуверенный в себе, увлекающийся, умный…» — Кристина хотела вспомнить еще какие-то качества Кена, за которые его следовало любить вопреки гламуру, но перед глазами всплывали унизительно легкомысленные детали: длинные ресницы, голубые глаза, ямочки на щеках.

Ночь, улица, фонарь-2

Обматерив худосочного сопляка из «девятки» — по виду сущего лошарика, — Константин Разумов рванул дверь и внезапно услышал металлический хлопок и отвратительный скрежет. «Девятка» затормозила в миллиметре от двери водителя «Лендкрузера», и Разумов оказался заперт в своем салоне. Он излил мировому космосу душу, повторяясь во многих выражениях, которые в России символизировали крайнюю степень эмоционального возбуждения. Но к его удивлению, сопляк вовсе не стоял на месте, раздавленный раскаянием. Наоборот, он пренебрежительно махнул рукой, обежал «Лендкрузер» спереди и бросился куда-то в сторону английского посольства. Разумов был в ярости. Он подытожил психологический портрет своего обидчика смачным «Пидор гнойный!» и стал выбираться через другую дверь.

Костя вытащил правую ногу, приподнял зад, перенес ногу на пол перед пассажирским креслом, оперся руками, подтянул левую ногу, больно ударил ее о руль, услышал треск лопнувших в промежности брюк и непроизвольно опустился интересным местом на рычаг коробки передач. Мировой космос в третий раз за пять минут познакомился с обширным лексическим запасом директора по рекламе. Именно в этот момент пассажирская дверь распахнулась и какой-то человек спросил:

— Разумов?! Вы? Что вы тут делаете? — вопрос прозвучал цинично.

Следователь прокуратуры Липатов в полном изумлении смотрел на Константина Разумова, усевшегося задом на рычаг коробки передач и матерящегося. Ночью? На Смоленской набержной? В арке дома Алехина? В тот самый момент, когда главный редактор так внезапно сбежал из собственной квартиры? Вопросов у следствия было более чем достаточно.

— Ушел, Антон Петрович! — крикнул какой-то визгливый голос рядом. — Как сквозь землю провалился. Из-за этого козла ушел, — Разумов увидел сопляка из «девятки», стоявшего прямо у пассажирской двери, запыхавшегося и взволнованного.

— Ах ты, сука! — завопил Костя, рванулся вправо, штаны треснули вновь, но на этот раз директору по рекламе удалось выбраться. Он схватил парня за грудки и начал его трясти.

— Спокойно, гражданин Разумов, оставьте моего сотрудника в покое, — вмешался Липатов. — Что вы тут делаете?

Только теперь до Разумова дошло, что перед ним стоит следователь прокуратуры, который допрашивал его в день убийства Алисы.

— Вы?! — ответил он вопросом на вопрос. — Это вы что тут делаете?

— Мы работаем, а вы нам только что помешали, — хладнокровно ответил Липатов. — Интересно, намеренно или случайно? Вам придется проехать с нами в прокуратуру.

В этот момент к группе ответственных и безответственных товарищей подрулила BMW-«пятерка» с мигалкой, принадлежавшая Севостьянову. Час назад он милостиво предоставил ее сотруднику Липатова для получения ордера на обыск.

— Ордер есть, Антон Петрович, — сказал другой сопляк, вылезший из «пятерки».

— Поздно, но ладно. Все равно придется оформить обыск, — ответил Липатов.

— Так, план таков, — вмешался Севостьянов, вальяжно закуривая сигару. — Этого надо как следует допросить, — сказал он, указывая на Разумова, — прямо сейчас. Как тебя зовут? — обратился он к сопляку из пятерки BMW.

— Стажер Маслов, товарищ полковник, — отрекомендовался молодой человек, подобострастно поглядывая на чин ФСБ.

— Возьми гражданина в рваных брюках, — Севостьянов брезгливо указал на Разумова, словно то был не человек, а саквояж, — и доставь к Липатову.

— По какому праву? — возмутился Разумов, но Севостьянов даже не обратил на него внимания, а обернулся к своему университетскому другу:

— Антон, нам придется еще раз подняться в квартиру. — Севостьянов развернулся и, роскошно выпустив дым изо рта, направился во двор. Липатов крикнул Маслову:

— Задержанного ко мне, живо. А ты, — обернулся он к сопляку из «девятки», — пойдешь с нами. И возьми у Маслова ордер. — Липатов пытался подражать величавой начальственности своего университетского друга. Но получалось у него не очень. Слишком уж быстро говорил Антон Петрович.

Смоленская набережная

— Абонент временно недоступен. Перезвоните позже, — сообщил мобильник Липатова, который попытался дозвониться до Алехина.