Отец Николай стянул кожаные сапоги — босым его никто не услышит, — отодвинул свою постель. Под ней находился люк и деревянная лестница, ведущая в погреб, будто бы для хранения припасов. Внутри стояла кромешная тьма, но Николай знал устройство подземелья святого Галла на ощупь, а огнем опасался привлечь к себе внимание. В камере находилась потайная дверь. Небольшая чугунная скоба в стене, словно предназначенная для факела, на самом деле была ключом, отпиравшим подземелье. Повернуть три раза против хода солнца над кругом земным, и тайное станет явным. Механизм, скрытый в каменной кладке, щелкнул, кусок стены поддался, и Николай очутился в узком темном коридоре.
Подземелье было полно шорохов, бормотания и гогота, словно преддверие ада. Латрины, дормиторий, рефекторий, зал капитула — отсчитывал Николай ниши, располагавшиеся под внешним монастырем. Вдруг он споткнулся. Присел на мгновение, пошарил рукой и нащупал окоченевшие голые ноги, покрытые волосами. «Первый» — печально прошептал аббат и прочел «Miserere». Времени на большее у него не было. Николай быстро сообразил, что злоумышленник позаимствовал монашеское одеяние у одного из убитых братьев, ибо мирянин старается выделиться — а потому рядится в меха и золото, монах же, принимая одежды свои, надеется слиться цветом с землей. «Умно придумано, — заключил Николай — кто отличит монаха от монаха, волка от овцы, коли волк облачится в овечью шкуру?»
Скрипторий, ризница — продолжал свой путь аббат, стараясь ступать тихо, но быстро. Холодные влажные плиты забирали последнее тепло из тела. «Только бы не чихнуть», — молил своего внешнего человека Николай. Он вновь споткнулся, но на этот раз труп был облачен в тунику. До входа в крипту святого Галла оставалось несколько шагов. Аббат уже различал впереди слабое мерцание света. И тут ужас сковал его члены. Прямо у приоткрытой двери к гробнице Галла Исповедника темнела фигура в просторной тунике, словно дракон, раскинувший крылья и готовый к броску на агнца из засады своей.
Алехин натянул на себя невероятное тряпье из скудных подношений в пользу нищих от таких же нищих прихожан отца Николая. Серые штаны на три размера больше, которые пришлось подвязывать веревкой — лишнего ремня у батюшки не нашлось. Ботинки с начесом и молнией посередине, растянутый прокуренный свитер в катышках, бесформенная черная куртка с надписью крупными буквами Boss. Ему даже пришлось напялить выцветшую полосатую шапку-петушок, чтобы скрыть ранение.
— Отче, пожалуй, в таком виде меня в метро остановят. Я выгляжу как типичный нелегал.
— А ты неси молитву в сердце своем, Иннокентий, и Господь не попустит, — цинично заявил батюшка.
— Как же не попустит!? Мне сейчас до полного счастья не хватает только в обезьянник загреметь, — возмутился Алехин.
— На вот, маловер, надень это на шею, — священик протянул медную банку для пожертвований, к которой была привязана веревочка, а к веревочке скотчем прикреплены фотография храма святителя Николая и пространный текст мелким шрифтом, распечатанный на дешевом принтере, — потом вернешь, сыне, — проворковал батюшка.
«Скупердяй, лучше бы тысячу одолжил на такси», — подумал Алехин, а вслух сообщил:
— Это уже кое-что. Спаси Боже, батюшка, — осваивал он духовную лексику, а вместе с ней и философию смирения.
Дело в том, что опричник, владеющий смыслами, передал Алехину через отца Николая и телефон, и адрес Кристины. Но телефон то был недоступен, то не отвечал. Кен находился на взводе и решил, что лучше поехать по указанному адресу и ждать там. Как знать, прояви Алехин в тот момент выдержку, история могла иметь совершенно иной финал.
В весьма причудливом виде главный редактор журнала «Джентльмен», апостол гламура и постоянный участник рейтинга «ста самых красивых людей Москвы», спустился в метро «Смоленская кольцевая». Отец Николай проинструктировал раненого, что нужно делать, ведь последний раз Алехин был в метро еще при Ельцине. Сначала купить в кассе карточку на одну поездку. «Двадцати рублей будет довольно», — священник отслюнявил грязненькие десятки. Потом приложиться карточкой к турникету и спуститься по эскалатору вниз, найти указатель до Новослободской. Там пересесть на серую линию. Алехин спросил: «А почему она серая?» «Цветом обозначена серым, а так линия как линия, сыне, — спокойно отозвался батюшка. — Как доедешь до станции «Дмитровская», поищи выход к улице Руставели, ну или спросишь кого».