— Я подозреваю, что ты сам разберешься в этом, дай только время, — сказал адвокат, забавляясь.
— И слишком скоро, — сказал Джек. — Еще пять лет, и нам придется залить эту лестницу бетоном и опечатать ее навсегда.
Адвокат закрыл дверь. Хитер нашла в себе силы повернуться к ней спиной. Она была расстроена недавним эпизодом и радовалась, что никто не заметил ее странной реакции.
Это Лос-Анджелес ее держит. Она еще не рассталась с городом. Ведь это сельская Монтана, где, возможно, убийств не случалось уже лет десять, где большинство людей оставляют двери не закрытыми ни днем ни на ночь. Но психологически она оставалась в тени Большого Апельсина, живя в подсознательном ожидании внезапного, бессмысленного насилия. Это просто привет из Лос-Анджелеса.
— Пойдем-те я покажу вам остальную часть поместья, — сказал Пол. — У нас еще полчаса до темноты.
Они последовали за ним вниз по ступенькам крыльца и вверх по лужайке к маленькому каменному флигелю, окруженному соснами. Хитер узнала его по фотографии, присланной Полом: домик управляющего.
Темнело. Небо далеко на востоке становилось все более темно-синим. На западе, где солнце скрывалось за горами, небо меняло светло-голубой цвет на темно-голубой.
Температура опустилась ниже плюс 10 °C. Хитер шла, засунув руки в карманы куртки и сдвинув плечи.
Она была рада видеть, как Джек бодро поднялся на холм, совсем не прихрамывая. Иногда его левая нога побаливала, и он берег ее, но не сегодня. Она подумала, что трудно поверить в то, что только восемь месяцев назад их жизнь, казалось, изменились в худшую сторону навсегда. Не удивительно, что она все еще нервничает. Такие ужасные восемь месяцев. Но все теперь хорошо. Действительно хорошо.
Лужайку после смерти Эдуардо никто не подстригал. Трава выросла на пятнадцать — двадцать сантиметров, прежде чем жар конца лета и холод начала осени сделали ее коричневой и прервали рост до весны. Она слабо хрустела под ногами.
— Эд и Маргарита переехали из домика, когда унаследовали ранчо, восемь лет назад, — сказал Пол, когда они подошли ближе к каменному бунгало, — продали содержимое, забили фанерой окна. Не думаю, чтобы кто-то здесь был с тех пор. Если планируете сами заниматься хозяйством, возможно, он вам вообще не понадобится. Но вы все равно должны взглянуть.
Сосны окружили домик с трех сторон. Лес был дремучий, солнце еще не село, а там уже было темно. Ощетинившаяся зелень тяжелых ветвей, пурпурно-черные тени, было красиво но таинственно и Хитер забеспокоилась, какие звери могут время от времени появляться из этой глуши во дворе. Волки? Медведи? Пумы? Будет ли Тоби здесь в безопасности?
Ох, Бога ради, Хитер! Ты думаешь как горожанка, ведь дикие звери избегают людей и бегут прочь при встрече, — успокаивала она себя и спрашивала саркастически: «Чего ты ожидаешь? — Что вы будете забаррикадированы в доме, и банда медведей будет ломиться в двери, а стаи рычащих волков будут вышибать в окна, как в плохом телевизионном фильме об экологической катастрофе??»
Вместо крыльца у домика управляющего была большая, выложенная плоскими плитками площадка перед входом. Они стояли там, пока Пол подыскивал нужный ключ на кольце, которое нес с собой.
Вид отсюда ошеломлял. — Подобно пейзажу на картине Максфилда Пэрриша,[41]
спускающиеся поля и леса отступали в далекую фиолетовую дымку под темно-светящимся синим небом..Уходящий день был безветренным, а тишина такой глубокой, что Хит могла подумать, что оглохла, — если бы не звяканье ключей адвоката. После городской жизни, такая тишина казалась жуткой.
Дверь открылась со скрипом и скрежетом. Пол вошел внутрь и стал щелкать выключателем, но свет не зажегся.
Выйдя наружу, Пол сказал:
— Понятно. Эд, должно быть, отключил питание на распределительном щите. Я знаю, где это. Подождите здесь. Я скоро.
Адвокат скрылся за углом дома. Его уход наполнил Хитер необъяснимой тревогой, почему-то ей подумалось, что ему не стоило уходить одному.
— Когда я заведу собаку, можно, она будет спать в моей комнате? — спросил Тоби.
— Конечно, — ответил Джек, — но не в постели.
— Не в постели? Тогда где же?
— Обычно собаки спят на полу.
— Это несправедливо.
— Никогда не слышал, чтобы они жаловались.
— А почему не на кровати?
— Из-за блох.
— Я буду хорошо ухаживать за ней. У нее не будет блох.
— Ну тогда будут клочья шерсти.
— Это не важно, пап. С шерстью можно справиться.
— Как это — ты собираешься ее стричь, сделаешь ее лысой собакой?
— Я просто буду ее причесывать каждый день.
Слушая беседу мужа и сына, Хитер следила за углом дома, с растущей уверенностью, что Пол Янгблад никогда не вернется. С ним случилось что-то ужасное. Что-то…
Он появился.
— Все в порядке. Давайте попробуем сейчас.
Да что это со мной? — подумала Хитер. — Пора стряхнуть к черту эту нервозность, ты уже не в Лос-Анджелесе.
Зайдя опять внутрь, Пол пощелкал выключателем, но без успеха.
— Может быть, произошел обрыв на линии? — предположил Джек.
Адвокат покачал головой:
— Нет. Исключено. Это на той же линии, что и главный дом и конюшня.
— Лампочки могли перегореть, или заржаветь патроны за это время.