– Итак, моя дорогая, – наконец промолвил Король гоблинов. Он хотел заполнить пустоту звуком, пустым разговором. В этом он походил на моего брата: Йозеф постоянно играл на скрипке, потому что не выносил тишины. Я же любила тишину и довольствовалась тем, что придавала ей нужную форму. Сейчас я просто ждала.
– И какие умные темы мы обсудим за ужином? – продолжал Король гоблинов. – В конце концов, чтобы познакомиться заново, у нас в запасе вся твоя жизнь. – Он хлебнул из бокала. – Как тебе вино? Прекрасный букет, если спросишь моего мнения.
Я не отвечала. Методично орудуя ножом и вилкой, я отправляла пищу в рот, медленно и тщательно прожевывала каждый кусочек.
– Ну, а что насчет погоды? Здесь у нас она не меняется, а в верхнем мире, я слыхал, зима. Говорят, весна в этом году будет поздняя.
Моя рука с вилкой застыла на полпути ко рту. Портной сказал, что зимой земля принадлежит гоблинам. Недожеванная еда обратилась в пепел, пепел забил мне глотку. Я отпила вина.
Терпение моего супруга лопнуло.
– Сколько можно молчать? – гневно вопросил он.
Я отрезала очередной кусок жаркого и спокойно произнесла:
– Ты прекрасно справляешься и без меня.
– Не думал, Элизабет, что ты такая скучная собеседница, – надулся он. – Раньше ты всегда болтала со мной. В Роще гоблинов, когда мы были детьми.
– Глупая болтовня девчонки – совсем не то что беседа на умные темы,
Король гоблинов улыбнулся. Ласково или лукаво, не поймешь.
– О многом. Ты мечтала стать великим композитором, хотела, чтобы твою музыку исполняли в самых известных концертных залах мира.
В груди огнем вспыхнула боль. Вспыхнула, но разгораться не спешила. Верно, когда-то я мечтала именно об этом. До того, как Йозеф благодаря своим талантам перетянул на себя все внимание отца. До того, как отец предельно ясно дал мне понять, что миру не интересна моя музыка. Потому что она необычная и странная. Потому что я – женщина.
– Выходит, ты все обо мне знаешь, – сказала я, – и говорить больше не о чем.
Король гоблинов помрачнел.
– Элизабет, что с тобой творится?
Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
– Ничего.
– Неправда. – Он поерзал на стуле, и я вдруг увидела, что, несмотря на бесконечное изобилие яств между нами, нахожусь в опасной близости от него. В этих разноцветных глазах зрела буря, и воздух сухо потрескивал от электричества. – Ты – не та Элизабет, которую я помню. Я думал, если ты станешь моей… – Он резко замолчал, а потом жестом указал на разделявшее нас расстояние: – Это – не то, на что я рассчитывал.
– Люди взрослеют,
Он устремил на меня тяжелый взгляд.
– Вне всякого сомнения. – Задержав взгляд еще на секунду, он откинулся на спинку и, скрестив на груди руки, положил ноги на стол. – Ах, да, признаю свою ошибку. Время в Подземном мире течет иначе, нежели наверху. Для меня прошло каких-то несколько мгновений, а для тебя, очевидно, – годы. Целая жизнь. – Грозовые тучи в его глазах потемнели еще больше.
Незадачливый лакей осмелился подвинуть ногу Короля гоблинов, чтобы вытереть стол.
– Ты что делаешь? – взревел последний.
Гоблин испуганно присел и попытался поскорее убраться, но Король гоблинов схватил бедолагу за шкирку и отвесил такого пинка, что тот кубарем полетел через все помещение.
– Как ты мог? – ужаснулась я.
Его глаза опасно сверкнули.
– Будь уверена, он обошелся бы со мной так же, – буркнул он.
– Ты –
– Если я – их тюремщик, то и они – мои, – фыркнул Король гоблинов. – Я давно сбросил бы с плеч бремя хранителя Подземного мира, если бы мог. Если бы мог обрести свободу и подняться наверх, я бы так и поступил. Увы, я – заложник собственной короны.
Эти слова заставили меня задуматься. Он всегда являлся в Рощу гоблинов по моему первому зову, однако, в своем роде, тоже находился в ловушке. Как и я.
– И что бы ты делал, если бы стал свободным человеком?
Вопрос ударил его под дых, поднялся вверх по груди, изнутри озарил лицо алым светом утренних лучей. Теперь, когда его черты вновь приобрели жизнь и цвет, он снова напоминал аскетичного молодого человека с портрета – юного, наивного, ранимого.
– Взял бы скрипку и начал играть. – Казалось, это признание сорвалось с его уст помимо воли. – Я шел бы по миру и играл, пока кто-нибудь не окликнул бы меня по имени и не позвал домой.
Имя и дом. Что оставил мой Король гоблинов в мире смертных? Не бо́льшая ли мука – смотреть, как все, что ты знал и любил, рушится и гибнет на твоих глазах, а ты не меняешься и продолжаешь жить? Или все-таки страшнее умереть, не увидев этих перемен?