Зимняя песнь

Так необычно и странно было вместе с ним сидеть в этой элегантной комнате с бокалом бренди в руке. В детстве играя в богачек, мы с Кете жеманились и напускали на себя важный вид, копировали утонченные манеры и изысканные вкусы благородных дам. Теперь же, столкнувшись с этим в реальности, я растерялась. В гостинице прохлаждаться было некогда: после обеда нужно было убрать со столов, перемыть посуду, подмести и начистить полы. Вся эта работа ложилась на нас с мамой, мы трудились, стирая руки в кровь, пока папа развлекался с приятелями, Констанца отдыхала у себя в комнате, Кете вертелась перед зеркалом, а Йозеф играл.

– А чем бы занялся ты? – спросила я.

Король гоблинов налил себе бренди; светлые, золотистые с серебром пряди упали ему на лицо, скрывая его выражение.

– Музицированием.

Я обхватила бокал ладонями, словно защищаясь от просьбы, которая, как я знала, обязательно прозвучит следом. Сейчас он скажет, что хочет послушать мою музыку.

– Хорошо, – сказала я. Наши взгляды скрестились, точно острые клинки, однако надежда и восторг в его глазах пронзали глубже клинка. – Почему бы тебе не сыграть для меня на клавире, mein Herr?

Свет в его взоре потух.

– Как пожелаешь, моя королева.

Король гоблинов отставил бокал, подошел к инструменту и сел на банкетку, отбросив фалды сюртука. Легко коснувшись пальцами клавиш, он заиграл.

Сначала я не узнала пьесу, но потом различила простую детскую песенку-считалочку, которую мы с Кете напевали, играя в лесу. Король гоблинов исполнял вариации на тему этой песенки, я вежливо слушала, притопывая носком в такт.

Вариации не отличались сложностью, да и играл он не слишком чисто и, более того, для персонажа легенд и мифов, прямо-таки на редкость заурядно. И все же пальцы его легко порхали над клавиатурой, и он имел отменное чувство ритма, точно следуя за полетом мелодии.

Кончики моих пальцев начали зудеть, в груди заскреблись, зацарапались маленькие коготки. Мне хотелось подойти к Королю гоблинов, подсказать другую вариацию, сесть рядом и разделить с ним акт творчества. Хотелось накрыть его руки своими, поставить эти длинные, узкие пальцы правильно, развить тему иначе, прибавить красок здесь и убавить там.

Король гоблинов почувствовал на себе мой взгляд, и его щеки чуть заметно порозовели. Руки соскользнули с клавиш.

– Надеюсь, тебе понравилось, дорогая, – сказал он. – Увы, я не наделен твоим даром импровизации, да и пальцам гораздо привычнее смычок и струны.

– Кто научил тебя играть? – Я дрожала, но не от холода. Мне было жарко, я чувствовала, как пылают мои щеки, шея, грудь.

В ответ он лишь загадочно улыбнулся.

– Теперь твоя очередь, Элизабет.

Из жара в ледяную стужу. От страха меня прошиб холодный пот.

– О, нет, – я покачала головой. – Нет.

– Ну же, Элизабет. Пожалуйста. – На его лице начало проявляться неудовольствие, взгляд сделался жестким. – Я ведь прошу тебя по-хорошему.

– Нет, – повторила я чуть тверже.

Король гоблинов вздохнул и поднялся с банкетки.

– Не понимаю, – сказал он. – Чего ты так боишься? Ты всегда была такой бесстрашной, даже по-своему дерзкой… Когда мы вместе играли в Роще гоблинов, в тебе не было ни капли скрытности.

Дрожь в моем теле усилилась, теперь меня трясло с головы до ног. Видя, как я сперва побледнела, затем покраснела, а потом вновь побелела, Король гоблинов подошел ко мне и взял за руки. Я позволила ему подвести меня к клавиру.

– Давай. – Он усадил меня за инструмент, положил мои руки на клавиатуру. Я отдернула их, словно обжегшись, и спрятала между колен.

– Элизабет, – мягко произнес Король гоблинов, – здесь только мы.

В этом-то и заключалась трудность. Я была не одна, а с ним. Для него я играть не могла. Он не Йозеф, не моя вторая половинка, а отдельное от меня существо. Он – другой. Целый, неделимый.

Я покачала головой.

Он издал недовольный возглас и отошел.

– Держи. – Король гоблинов протянул мне ворох скомканного белого шелка. – Почему бы тебе не сыграть свои предыдущие пьесы? Это… – Слова застряли у него в горле, едва он расправил и внимательно рассмотрел материю. Я слишком поздно поняла, что это. В руках он держал мое свадебное платье с накарябанными углем нотами. Я вскочила, но то ли Король гоблинов был проворнее, то ли я замешкалась, однако он успел прочесть на этом платье всю мою душу до последней нотки.

– Хм-м-м, – протянул он, изучая символы. – Ты была в ярости, когда писала это. Я вижу здесь гнев, бессилие и… – Подняв глаза, он ошеломленно выдохнул: – О, Элизабет… Ты написала эту музыку в свою… в нашу брачную ночь, так?

Я с размаху влепила ему пощечину. Удар пришелся точно в цель, и Король гоблинов пошатнулся, схватившись за лицо.

– Да как ты… – прошипела я. – Как вообще ты посмел!

– Элизабет, я…

– Ты заставляешь меня пожертвовать музыкой, отдаться тебе до последней частицы, а потом швыряешь эту жертву мне в лицо? Не смей! У тебя нет права смотреть на мою музыку вот так. – Я попыталась выхватить платье, желая изорвать материю на мелкие клочки и бросить их в огонь, но он меня удержал.

– Я не хотел… то есть, я думал…