Зимняя рябина

– А я не прыгаю, мам. Извини. Не люблю я Олега, и все эти удовольствия мне не в радость. Ну как ты этого не понимаешь, а, мам? Ведь должна же понять… Папа меня почему-то понял, а ты…

– А папа твой тоже в облаках витать любит, можешь на него не ссылаться. Тоже, нашла пример… Да если бы не я, что бы с твоим папой было? Все ведь на мне держится, весь дом и вся наша семейная жизнь. Что, разве не так, Иван? – резко обернулась она к мужу. – Ну скажи ей, скажи!

– Лена, я прошу тебя, прекрати. Это просто слышать невыносимо, как ты с дочерью разговариваешь!

– Вот именно – с дочерью! Это моя дочь, не твоя! И не вмешивайся, пожалуйста! Я сама разберусь! То есть… Мы сами разберемся, правда, Кать?

– А мы уже во всем разобрались, мамочка. Разве нет? – тихо спросила Катя.

– Нет! Ни в чем мы не разобрались! И вообще… Надоели мне твои глупости, Кать, правда. Хоть убей, не понимаю, почему ты так нервничаешь. Давай уже закончим этот дурацкий разговор… Свадьба все равно состоится, потому что… Потому что так надо. И в загс ты с Олегом сходишь, и подпись оставишь. И на Мальдивы съездишь. А потом… Потом видно будет. Поживем, увидим. В конце концов, развестись в любой момент можно, правда?

– А зачем разводиться, если можно вообще замуж не выходить, мам? Что ты сейчас говоришь, ты слышишь себя вообще?

– Не смей со мной в таком тоне разговаривать, я тебе не подружка!

– А я тоже не маленькая девочка, на которую можно кричать! Мне двадцать пять лет, я вправе сама решать свою судьбу! И ты права, мамочка, надо прекратить этот дурацкий разговор! Никакой свадьбы не будет, потому что я так решила!

Они стояли напротив друг друга, две женщины, мать и дочь. Катя была очень решительной, а Лену трясло от бессильного гнева. Ведь только в страшном гневе можно произнести то, что она в следующий момент произнесла:

– Значит… Если свадьбы не будет… Если решила меня перед людьми опозорить… Ты больше не дочь мне после этого, поняла? Уйди с моих глаз, все, видеть больше тебя не хочу!

Катя помолчала секунду, потом губы ее задрожали, лицо побледнело, и казалось, она вот-вот упадет в обморок. Иван шагнул к ней инстинктивно, чтобы поддержать или хотя бы ухватить за плечи, но Катя вдруг вывернулась из его рук ужом, быстро пошла прочь из комнаты. Вскоре они с Леной услышали, как громко хлопнула входная дверь…

– Ты не права была сейчас, Лена! – тихо проговорил Иван, глядя на жену исподлобья. – Ты мне не позволила вмешаться в разговор, но я думаю, что зря не вмешался. Потому что я считаю Катю своей дочерью, и ты меня очень обидела тем, что…

– Ах, ты обиделся, бедненький! – не дала ему договорить Лена. – Обиделся, что тебя не спросили! Да разве ты когда-нибудь хотел, чтобы тебя о чем-то спрашивали, а? Тебе ж хорошо всегда жилось на своем облаке, наши земные дела тебя мало касались! Вот и сиди там теперь, болтай ножками! Сиди и молчи! И не беси меня… Если б ты знал, как ты меня сейчас раздражаешь… Видеть тебя не могу!

– Может, мне тогда вообще уйти, Лен? – спросил он неожиданно для себя.

Видимо, она услышала что-то в его голосе – опасное для себя. Вскинулась поначалу, чтобы ответить что-нибудь резкое, потом переспросила озадаченно:

– В смысле – вообще уйти? Что ты хотел этим сказать, не поняла?

– Ну, если я тебя так сильно раздражаю… Может, не стоит тогда жить со мной рядом? Я могу уйти, хоть сейчас…

– И куда это ты можешь уйти, интересно мне знать? В лесничестве будешь жить, в своем кабинете? В полях спать, лесной росою питаться?

– Нет. Если уж мы начали этот разговор… Я тебе все прямо скажу, Лена. Я полюбил другую женщину, я хочу уйти от тебя.

– Ах, полюби-и-ил… Надо же, как интересно… Ты – и вдруг полюбил! Да ты хоть знаешь, каково это, ты разве любить умеешь? Да ты ж без меня никто! Никто, понял? И звать тебя никак! Ты и шагу в этой жизни не можешь без меня сделать, а туда же, полюбил он! Смешно даже слышать, честное слово!

Они оба не заметили, как вернулась Катя, как она стоит в дверях, смотрит на них с ужасом. И вздрогнули, когда услышали ее отчаянный заплаканный голос:

– Не надо, мама, прошу тебя! Не надо с ним так разговаривать! Со мной можешь сколько угодно… А с папой не надо, пожалуйста!

Лена будто опомнилась от ее голоса и как-то обмякла вдруг, села в кресло, закрыла лицо руками. И заплакала. И даже на заплакала, а будто завыла тихо:

– Катенька, ну что же это такое, доченька… За что, за что? Ведь ты слышала, как он меня словами своими ударил… В самое сердце сейчас ударил… Другую он полюбил, надо же… А меня что, любить нельзя, я таковская была, что ли? Я же пашу для семьи, как лошадь… Всю жизнь вам отдала… Для мужа, для дочери старалась, про себя забыла… А он – другую полюбил, надо же!

– Мам… Но папа же не виноват, что все так случилось… – безнадежно произнесла Катя, садясь перед ней на корточки. – Не плачь, мам… Не надо…