Зимняя рябина

– Если б ты знал, пап, как мне хреново сейчас! Чувствую себя маленькой девочкой, которую высекли ремешком и в угол поставили! Причем за проступок, который эта девочка и не совершала! Ну почему все так, пап, скажи? Почему? Почему мама себя так ведет, будто мы ее безраздельная собственность? Что же это получается, а? Ты взрослый мужик… Я тоже взрослая женщина, мне двадцать пять лет! И вдруг мы оказались в чьей-то собственности, а?

– Да не вдруг, Кать… Просто мы жили раньше и не замечали этого. Или не хотели замечать… Нам так было удобно, понимаешь? И вообще… Больничный коридор не место для выяснения семейных отношений. Давай лучше дома поговорим. Идем… А то мы уже внимание привлекаем…

Людмила ждала их на больничном крыльце, переминалась с ноги на ногу. Увидев их, произнесла недовольно:

– Холодно как сегодня, зараза… А я стою тут, мерзну, вас поджидаю! Делать мне больше нечего, что ли? Оно мне надо все, а?

– Так вас никто и не просил нас поджидать, теть Люд! – огрызнулась Катя, застегивая «молнию» на куртке. – Шли бы и шли дальше по своим делам!

– Да и шла бы, да только мне мать вашу жалко, понятно? Хороший человек ни за что страдает! Только ради матери вашей и суечусь… В общем, слушай сюда, Катерина! Я только что звонила моей знакомой в загс, она перенесет день регистрации. Тебе только надо самой подойти к ней, заявление оставить. Так, мол, и так, в связи с болезнью матери. Да она подскажет, как правильно написать! Поняла меня, надеюсь?

– Да, тетя Люда, поняла. Чего ж тут не понять… – согласилась Катя.

– Вот и хорошо. Иди прямо сейчас, она тебя ждет.

Катя взглянула на Ивана, будто искала в нем поддержки. Людмила тоже поймала ее взгляд и, не дав Ивану ничего ответить, затараторила быстро:

– А ты тоже хорош, Вань! Мне ведь Леночка все рассказала, как все было, не думай! Убил жену одним своим заявлением, в самое сердце ранил! И попробуй только Катерину сейчас отговорить, попробуй только! Если ты для нее не отец, то и не вмешивайся не в свое дело! Мать всегда знает, что для ее дочери лучше, слышишь?

– Да схожу я, оставлю это заявление… Схожу… – тихо проговорила Катя, делая шаг вперед и будто загораживая отца от настырной женщины.

Людмила быстро глянула на часы, заторопилась:

– Я ж на работе только на полчасика отпросилась! А на самом деле уже почти полтора часа тут с вами потеряла! Все, побежала я… Звоните, если что вдруг не так пойдет…

Катя проводила взглядом быстро удаляющуюся Людмилу, повернулась к отцу, спросила с нервным вызовом в голосе:

– Ну вот что это, пап? Зачем я согласилась, а? Ведь решила же для себя все… И не смогла на своем настоять… Я бесхарактерная, да, пап?

– Нет. Просто ты любишь свою маму, Катенька.

– Люблю, да… Но ведь она сейчас просто манипулирует мной, неужели ты этого не понимаешь?

– Отчего же? Прекрасно понимаю. И компромисс этот понимаю с переносом регистрации.

– Да, компромисс… Ради мамы… Так, глядишь, и до самой регистрации доберемся ради мамы, и до свадебного стола… И все окажется так, как мама хочет. Неужели мы с тобой бессильны перед ее манипуляцией, пап? Я думаю, что и этот сердечный приступ – тоже часть одной большой манипуляции!

– И тем не менее, Кать… Мама лежит сейчас в палате под капельницей. Через этот факт тоже не переступишь, правда?

– Да. Не переступишь. Откуда же столько смелости взять, чтобы переступить через него? Так и замуж выйдешь и не заметишь, как это само собой случилось…

– Кать… Хочешь, я сам с Олегом поговорю? Объясню ему все… Что ты его не любишь…

– Да бесполезно, пап. Он и сам прекрасно понимает, что я его не люблю. Для него это неважно, я знаю. Для него главное, что он сам любит… А на мои чувства ему плевать. Для него свои чувства главнее, понимаешь? И даже не столько сама по себе любовь ему важна, сколько важно непременно добиться своей цели. Целеустремленный такой чувак, недалекий и самонадеянный. Господи, где моя голова была, когда я соглашалась на все это, а? Такое ощущение, будто мне руки связали и кляп в рот засунули! Хотя это так просто кажется – только одно «нет» сказать… Ну почему мама меня не слышит, почему? Если я скажу «нет», она на весь свет кричать начнет, что я ее убиваю! Что час ее смертный пришел…

– А я думаю, тебе надо все же сказать Олегу. Сказать это твердое «нет». И пусть будет, что будет.

– Да ладно… Пойду я на этот компромисс, ладно. Схожу в загс, оставлю заявление об отсрочке. А когда мама из больницы выйдет, тогда и с Олегом поговорю, и родителям его скажу. Ладно, пойду я, пап… Мне еще на работу надо, там потеряли меня уже, наверное…

Иван кивнул, ничего не ответил. Что он мог ей ответить? Что и сам не знает, как ей помочь? Или что сам будто в капкан попал и не знает, как выбраться?

Как же он презирал себя сейчас за это незнание. За бессилие окаянное это. За бесхарактерность. Ощущал в себе тяжестью. Ну что же это такое, а? Не мужик он, что ли, совсем?