Зимняя роща

– Я не хочу об этом говорить, – Яга поставила бокал на стол. – Ты испортил мне настроение своим дурацким вопросом. Аппетит пропал, как и желание смотреть на твое лицо.

Она встала, но Вурдалак преградил ей путь. Он нависал над ней грозной тенью. Яге пришлось отстраниться, чтобы не дышать ему в подбородок.

– Кто-то должен научить тебя вовремя закрывать рот, – сказал он.

– Явно не ты! – она собралась отпихнуть его от себя, но Вурдалак обнял за талию, склонился к ней и поцеловал.

2

От пощечины у Вурдалака зазвенело в ушах. Он посмотрел ей прямо в глаза. На его бледном лице виднелся отчетливым след ладони.

– Я не разрешала тебе целовать меня, – непривычно тихо сказала Яга. Ее дыхание участилось, венка на шее предательски пульсировала.

– А я не разрешал тебе целовать Кощея, – сказал он, помог Ягине выпрямиться и отошел от нее. – Губы твои, что мягкий шелк. Как давно я мечтал о них, – Вурдалак погладил ее тыльной стороной ладони по щеке. – Когда жабы принесут тебе вещи, мы отправимся в путь.

– Расскажи мне, зачем ты их пробудил?

– Чем ты мне за это отплатишь?

– Можешь меня поцеловать.

– Этого будет мало, – Вурдалак усмехнулся. – Я уже вкусил запретный плод, и он оказался не так уж сладок.

Его слова хлестнули по ее самолюбию. Ягиня вспылила, и ответила, не подумав:

– Если расскажешь мне все о своих планах, я проведу с тобой ночь!

Вурдалак удивленно смотрел на нее. Он понимал, что этот соблазн дорого ему обойдется, но ожидание в пять веков было невыносимым. Он взял ее за руку, сжал крепко-крепко, чтобы прочувствовать – явь это или сон.

– Не пожалей о своих словах, – сказал он.

– А ты не пожалей о своих желаниях, – сказала Ягиня.

3

В Залесье никто не вспоминал о богине смерти. Существа боялись умереть, быть забытыми, но не просили Мару позаботиться о них в загробном мире. Люди стали эгоистами, и не молились ей.

Ее внимание привлек треск. Мара посмотрела на Таю. Ее светлые волосы понемногу пожирала чернота. Ее тело начало оживать, и ему нужно было время, чтобы очнуться.

Никто не мог предсказать, получится ли вернуть душу Таи в том виде, в каком она была изначально. Кощей вернулся из Затуманья лишенным эмоций. Затуманье любило души, бережно прятало их в Хранилище, но стоило одной из них сбежать, как Затуманье становилось для беглеца злейшим врагом.

Если в Хранилище душа могла успокоиться и принять свою новую обитель, то после побега за ней отправлялись туманные черви. Стоило их пасти сомкнуться на белом шарике, как он навсегда исчезал в недрах тварей. Душа лишалась покоя, сходила с ума, а под конец превращалась в яйцо из туманного сгустка. В конце концов не упокоенная душа становилась еще одним туманным червем.

– Ты слишком долго спишь, пора просыпаться, – сказала Мара, подошла к Тае и легонько похлопала ее по щекам. – Если не откроешь глаза через минуту, мне придется применить силу. Тебе это не понравится.

Мара подняла ладонь, чтобы хлопнуть Таю по щеке, но та открыла глаза. Они стали неестественно белыми, как у Кощея, когда они только встретились.

– Ты помнишь, как тебя зовут? – спросила Мара.

Светлые волосы Таи почернели. Она без труда села, свесила ноги.

– Я почти не узнала тебя, Мара, – ответила она. Подняла руку, поправила несколько прядей у богини. – Когда я видела тебя в последний раз, ты была седовласой старухой. Баловалась с косой, что у крестьян в поле отобрала.

– Ты не Тая. Кто ты?

Чары, что окружали Таю, напугали Мару. Она неуверенно отошла, настороженно глядя на нее.

– Кто ты? – повторила она.

– Я твоя мать. Белбог.

4

Мышца на щеке Мары безжалостно задергалась.

– Это невозможно. Ты давно покинула Залесье и умерла как человек!

– Верно, – ответила Белбог, – но часть меня живет здесь. Лихо передал меня этой смертной, поэтому я одолжу ее тело, пока мои силы не иссякнут.

– Лихо? – Мара потрясла головой. – Значит, ты не моя мать. Ты – то, что осталось от ее магии. Образ, не более.

– Может, и так, – Белбог встала, прошлась по комнате, осваивая незнакомое тело, разрабатывая пальцы на руках и ногах. – Во мне живут ее мысли, чувства, и стремления. Кроме того, я знаю, что Залесье нуждается во мне. Ты не сможешь вечно отрицать это, потому что это глупо. Глупо не цепляться за возможность, когда твоему миру угрожает уничтожение.

Мара хмыкнула, скрестив руки на груди.

– Залесье – не мой мир. Мой мир – Затуманье. Ты бросила меня там с туманным червем и сбежала с охотником.

– Дитя, – Белбог подошла к Маре, положила ей руки на плечи, – я сбежала – это правда. Но сейчас я вернулась помочь. Если тебе будет проще ненавидеть меня, пусть будет так, – она поцеловала дочь в лоб.

Мара почувствовала обжигающую боль. Ее тело скрутило от судорог, ноги отказались слушаться. Она упала, не в силах двигаться или говорить; могла только водить глазами.