— Вижу я, в голове у тебя одно колдовство, лопарка! Теперь больше не станешь пялить на меня свои ведьмовские глаза: жить будешь в подполе, выходить оттуда будешь раз в день к обеду, да еще с завязанными глазами. Нечего тебе таращиться на людей, пока не разучишься ворожить.
Жестоко поступила жена Симона Сорсы с малышкой, которая никому ничего худого не сделала, но она была женщина суеверная и твердо верила, что лопари умеют колдовать. Звездоглазку заперли в темный подпол, дали ей теплую одежду, еду и постель, чтобы девочка не голодала и не мерзла. Так что было у нее все, кроме свободы, материнской любви, да солнечного света.
Симон как раз уехал надолго, а Звездоглазка так и сидела в подполе. Ничего хорошего в этом не было, но она не скучала. В подполе нашлись старое бревно, разбитый кувшин, полено, колышек и бутылка без горлышка. Вот она и придумала, что бревно — это отец, кувшин — мать, а полено, колышек и бутылка — ее названые братья. Все они, кроме бревна, жили в пустой бочке.
И каждый из них занимался своим делом. Звездоглазка пела им песенки, а мыши и крысы внимательно слушали.
У жены финна-поселенца была соседка — звали ее Мурра. За день до Рождества сидели они вечерком вдвоем в горнице и толковали про колдовское искусство лопарей. Мать вязала варежки, Симму играл с медными монетками, Пальте толок битый кирпич, а Матте привязывал коту шнурок на лапу. И тут они услышали, как Звездоглазка в подполе напевает, баюкая полено:
— О чем это лопарская девчонка поет в подполе? — удивилась Мурра.
— Баюкает свои игрушки в бочке, — отвечала старшая Элисабет.
— Но ведь выходит, что она видит сквозь доски все, что мы тут делаем? Неужто, сидя в темном подполе, она знает, что небо чистое и светит луна?
— Ну, это вряд ли! — воскликнула Лису. — Просто наказание мне с этой девчонкой…
— Я знаю, что надо сделать, — сказала Мурра (а была она женщина хитрая и недобрая). — Завяжи ей глаза семью шерстяными платками и положи семь половиков на крышку подпола — вот она ничего и не разглядит.
Спустилась в подпол названая мать, завязала Звездоглазке глаза семью шерстяными платками, а после набросала семь половиков на крышку подпола. Вскоре стало совсем темно, загорелись звезды, и северное сияние затрепетало на вечернем небе двумя красно-розовыми дугами.
И снова из подпола донеслась песенка Звездоглазки:
— Нет, ты только послушай, — возмутилась Мурра, — она и сейчас видит северное сияние и звезды! Таких маленьких ведьм мне еще не доводилось встречать.
— Быть того не может, — воскликнула хозяйка, — сейчас я спущусь в погреб.
Она откинула семь половиков, спустилась вниз и убедилась, что на глазах у Звездоглазки по-прежнему семь шерстяных платков. Тогда названая мать спросила у девочки:
— Ты разве видишь звезды?
— Да, их сейчас так много, как никогда, — отвечала Звездоглазка. — И вокруг все так ясно и светло, скоро наступит праздник!
Хозяйка выбралась из подпола и рассказала обо всем Мурре. А та и говорит:
— Надо вырыть в подполе яму глубиной в четырнадцать локтей, положить в нее это чертово отродье и засыпать песком. Это уж точно поможет.
— Ну уж нет, — сказала хозяйка, — этого я делать не стану. Мне жаль малышку, да и муж мой огорчится, когда узнает, что я так поступила.
— Тогда отдай мне девчонку, я отвезу ее обратно в Лапландию.
— А ты не сделаешь ей ничего худого?
— Что ж такого я могу ей сделать? — отвечала Мурра. — Просто отвезу туда, где ее нашли.
Заручившись согласием названой матери, Мурра завернула девочку в старую оленью шкуру и повезла в горы. Там она положила Звездоглазку на снег и сразу же уехала.
«Я выполнила то, что обещала, — сказала она себе. — Раз девчонку нашли в сугробе, я и вернула ее в сугроб».
Второй раз в жизни Звездоглазка лежала в снегу, закутанная в оленью шкуру, и пристально смотрела на звезды. Как и три года назад, был канун Рождества, и тысячи далеких солнц, мерцавших на бархате неба, сжалились над невинной малышкой. Заглянув в ее сердце, они не нашли там ничего, кроме любви и доброты, и наделили Звездоглазку даром видеть еще зорче — дальше звезд и планет, проникая взглядом в самую глубь Вселенной.
И тогда глаза девочки засияли еще ярче. Ночь вокруг стояла тихая и ясная, полная торжественного безмолвия. Лишь северное сияние разбрасывало искры по небу, сплетаясь в радуги над головой Звездоглазки.