Зимняя война. Дороги чужого севера

— Да все нормально, Леха, — подтолкнул товарища Карабаш. — Вспомни, как они наши батальоны косили, сволочи…

— Камбаров, Данилов, остаться здесь! — крикнул Никита. — Следить за обстановкой!

Двое разведчиков подбежали к воротам конюшни и начали стрелять внутрь, предусмотрительно отстраняясь от проема. Двое пустились в обход строения — на случай неучтенных выходов. Изнутри гремели рваные выстрелы — поздновато опомнились связисты. Кто-то из разведчиков забросил туда гранату. Вздрогнули дощатые стены, истошный крик забился в перекрытиях потолка. Пошли по одному — Александров, Анкутдинов, Мечников… Забегали в конюшню, перекатывались, хлестали в пространство короткими очередями. С улицы проникал зыбкий свет, и стало видно, что здесь ничего лишнего — все давно сломано и вынесено. Пустое пространство, только в углу штабеля затянутой брезентом аппаратуры, их кромсали автоматные очереди. Увесистая крышка металлического люка была распахнута, возле нее корчились два израненных тела. Из подземелья доносились испуганные крики. Не такие уж там вояки… Перебежали двое — Максимов, Александров, — распластались в метре от створа. Из подземелья вылетела граната, запрыгала по тщательно подметенному полу. Ее заметил Максимов — эта штука свалилась прямо ему под нос. Он схватил ее, швырнул обратно и рухнул плашмя. Боеприпас взорвался в подземелье, и оттуда вырвались клубы дыма и пыли. Максимов перевернулся на спину, начал яростно сверлить пальцем ушную раковину.

— Что, огорчили мы вас, господа?! — проорал Александров. Он решил не останавливаться на достигнутом, подполз к створу, бросил вниз еще одну гранату и откатился, зажав уши.

Подземелье снова тряхнуло. Что-то ломалось, выстреливал дым. Разведчики встали в полный рост, открыли огонь в затянутое дымом пространство. Обозначилась стальная лестница, под углом сбегающая вниз, от взрывов она не пострадала. Максимов первым загремел по ступеням, стреляя в клубы дыма. Ответного огня не было. Мечников полез за ним и видел, как в дыму Максимов ушел влево, за простенок. Никита спрыгнул с лестницы, метнулся вправо, споткнулся о какую-то тумбу, поднял голову. Из дыма проступали очертания стен, столы с радиостанциями, ворохи проводов, опутывающие аппаратуру. Перевернутые стулья, несколько тел в живописных позах. Трепетали на стене обрывки географической карты. До прихода «вандалов» здесь было чисто и даже уютно. В нише что-то вроде камина, небольшая тахта для отдыха. Прямо по курсу — очертания коридора — за ним еще одно помещение (а то и не одно). Слева двигался Максимов, спотыкался о разбросанные тела, обломки мебели, добивал автоматным огнем уцелевшую аппаратуру. «Пришли слоны в посудную лавку», — мелькнула мысль. По лестнице еще кто-то скатился, люди рассредоточились в узком пространстве. Короткий коридор, плавающий в дыму, подвергли плотному обстрелу. Из дальнего конца бункера прозвучало несколько выстрелов, послышался сдавленный хрип. Потом забился в припадке автомат «Суоми» — две длинные очереди, и магазин иссяк, стрелок лишь бесполезно щелкал спусковым крючком. Гремели какие-то шкафы, скрежетало железо.

— Чего мы возимся? Времени нет! — зло выкрикнул Карабаш и отправил гранату по касательной к полу. Она промчалась через пространство коридора, рванула в смежном помещении. Никита ворвался туда первым, закашлялся в дыму. И здесь аппаратура, столы, все обустроено с финской основательностью. Вернее, было — пока не началось… Горло скрутило от едкого дыма. Никита отбросил ногой обломки. Справа бойцы обнаружили еще пару дверей — в подсобку, в жилые помещения. Гремели выстрелы, кого-то вытаскивали из-под кровати, добивали. Оборвался тонкий фальцет, взывающий о пощаде. Никита добрался в дыму до металлических кабинок, с которых оторвало дверцы. Под одной из них кто-то стонал, вздымалось переломанное железо. Валялись личные вещи — сумки, бумаги, обрывки теплой одежды. Он ногой отбросил дверцу, вскинул автомат. Прислонившись спиной к кабинке, сидел мужчина в обожженном обмундировании. Лицо измазано кровью, но ничего смертельного, глубокая царапина на щеке. Его контузило, возможно, сломал руку, когда вокруг все стало падать. Он неловко поднял автомат, прижимая правый локоть к телу, физиономия исказилась от боли. Ствол дрожал, палец срывался со спускового крючка.

— Ну и что ты на меня свою «дуру» наставил? — проворчал Мечников. — Нет там у тебя ничего.

Автомат выскользнул из ослабевших рук, клюнул стволом. Никита направил «МР-28» ему в голову. Парню было слегка за двадцать, и вряд ли он был кадровым военным — мобилизованный связист. Может быть, бывший студент. Глаза подслеповато щурились, видимо, потерял очки. Но своего палача он видел и смотрел прямо ему в глаза. У парня были светлые волосы, серые глаза, из которых текли слезы. Никита колебался, клял себя за малодушие и все не мог решиться нажать на спуск. Этот парень был похож на его друга детства Серегу, утонувшего в реке накануне выпуска из детдома. Такие же глаза, такие же взъерошенные светлые волосы…