Читаем Зимний дождь полностью

— Пита пать! — громко воскликнул Пака и, бросив ложку, кинулся к шалашу. Оттуда он вынырнул с ружьем и, вскинув его к плечу, стал поджидать, когда коршун приблизится.

— Брось! Не надо! — замахал дед, и, напарник, недоуменно пожав плечами, стукнул прикладом о землю и сунул ружье в шалаш.

— Хищник же, деда! — удивился Сережка. — Чего ты его жалеешь?

— Не человек. Больше, чем надо для брюха, не возьмет, — хмуро проворчал Доля. — Ну, поймает он за лето одного-двух зайчат, а посчитай, сколько за это же время уничтожит сусликов, мышей. Центнеры зерна спасет!

Внук не отозвался и вроде бы даже обиделся, уткнулся в чашку, не поднимал глаз, и Доля заговорил мягче:

— Всякую птицу надо оберегать. Это только в последние годы появились и куропатка, и дудак. А то мы их видали только по телевизору. Потравили этой самой химией всю дичь. Вот и химия — задница синяя…

— Почему синяя? — засмеялся Сережка.

— Синяя-то? — Доля усмехнулся, покрутил усы, придумывая объяснение. — Потому, видно, что в креслах много всяких ученых сидит. Сидят и придумывают, какую бы тварь изничтожить. А природа сама знает, сколько кого на земле нужно… Ну, будя об этом, — оборвал разговор Доля и напомнил внуку: — Ты вроде на рыбалку собирался? Так иди, посиди у пруда, пока не жарко. Глядишь, да и поймаешь чего.

Забрав удочки и банку с червями, Сережка направился через овраг к пруду. За ним увязался и Космос. Старики остались вдвоем. Перемыв чашки-ложки, прибравшись в шалаше, Доля пошел оглядывать бахчу — не было ли ночью каких воров, не набедокурили ли мальчишки — горе с ними, не столько унесут, сколько насвинячат: порвут плетни, посрывают зеленые арбузята и тут же под горой побьют.

Он помнил, где на бахче лежат самые крупные арбузы, в каком углу вот-вот должны поспеть дыни, и теперь шел и дергал высокую лебеду, накрывал, прятал их от чужого глаза.

В самом конце бахчи, в густых кустах дикой смородины, Доля заметил какое-то движение, послышались голоса, и тотчас все замерло. Сторож заторопился туда и увидел прижухших в кустарнике трех парнишек. Старшему, конопатому с облезлым до синевы носом, было лет не больше, чем его внуку, двое других выглядели совсем мальцами.

— Это что тут за партизаны хоронятся? — крикнул Доля. — Ну-ка, выходи!

Двое мальцов проворными ежатами покатились вдоль лесополосы, старший остался на месте, лишь поднялся на ноги, стал объяснять:

— Мы хотели к Сережке, — сказали, что он приехал…

— Ну, ясное дело, — не за арбузами же! — согласился сторож. — Тогда иди поближе, да и друзей своих кличь.

Довольная улыбка растянула мальчишечий рот, и он, заложив пальцы в него, заливисто свистнул два раза. Как воробьи к спелой вишне, вылетели из кустов мальцы. Конопатый кивком головы позвал их за собой.

— Значит, к внуку моему? — еще раз спросил Доля у ребят, подошедших с некоторой неуверенностью.

— Да, — подтвердил большеглазый, смахивающий на девочку малец.

— Мы прошлым летом с ним играли… И Гришка, — конопатый кивнул на большеглазого, — подарил ему сикольный крючок.

— Ну, тогда вы совсем друзья, — с той же серьезностью заметил Доля. — Он и сейчас на пруду рыбалит.

Мальчишки замялись. Похожий на девочку вздохнул:

— Мы думали, он тут…

— Можно бы сходить, да чего же без удочек? — рассудительно сказал старший. — Лишь рыбу пугать.

— А арбузы вы, стало быть, не любите? — спросил Доля. — Живот, что ли, с них болит?

— Не-е, — лукаво улыбнулся третий пацан, вылитый казачонок, кучерявый, с горбинкой на длинном носу. — У меня ни с чего не болит. Я и яблоки зеленые ел. Мамка ругала, а зря, — похвалился он.

— Кто же твоя мать?

— Тетя Тося Фролова! — сказал мальчишка, с удивлением вскинув брови и недоверчиво глядя на сторожа: как же можно не знать его маму?

— А-а, доярка…

— Ага. Она почти больше всех надоила. Только вот его бабка, — он кивнул на глазастого, — перегнала мамку. Потому что у бабки Дуни коровы молочнее.

— Так вы, оказывается, все колхозники? — спросил Доля с той легкой насмешкой, которую, по мнению взрослых, дети не улавливают.

— Не-е, — засмеялся казачонок, — мы пока учимся в школе. А когда вырастем, станем кто космонавтом, кто шофером… А я бахчи буду караулить.

— Ну? — удивился Доля. — Это почему же так решил?

— А арбузы дюже сладкие! — признался мальчишка.

— Раз так, придется сейчас покормить вас, — кончил мучить мальчишек Доля. — Будете есть?

— Будем!

— А то! — наперебой отозвались мальчишки.

Идя по бахче, Доля нагибался, стукал ногтем по полосатым шарам и наконец выбрал два арбуза. Взяв их под мышки, направился к шалашу.

— Давайте, мы понесем, — вызвался тот, что побольше.

— Мы не расколем! — заверил большеглазый Гришка, прижимая арбуз к животу.

За шалашом, на столе, Доля порезал арбузы на ломти, поставил перед ребятишками алюминиевую чашку, приказал:

— Семечки не бросайте, складывайте сюда. — И пояснил: — Семечки, они дороже самого арбуза. — И присел тут же на краешке скамьи, вытянув занывшую вдруг культю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза