Зимний дождь

— Ну, ну… Чего это ты, Данил Прокофич, расходился? — Сердитые огоньки вспыхнули в зеленоватых глазах председателя. — Подумаешь, какой урон: шесть арбузов.

— Нынче шесть, вчера десять, — не остывал бахчевник, — а они нового сорта.

— Ну, хватит, — резко оборвал его председатель. — Развел, понимаешь, антимонию…

Доля резко крутнулся на своей деревяшке и зачикилял к шалашу. Злость, вылившаяся теперь, кипела в нем еще со вчерашнего полудня, когда главный инженер колхоза приехал сюда с запиской, чтобы отпустили пятьдесят килограммов арбузов. Ни квитанции, ни каких иных документов у инженера не было, и Доля заартачился. Инженер тоже взбесился. Начал кричать, что арбузы эти лично ему абсолютно не нужны, что среди поля вторые сутки стоит пресс-подборщик, у которого погнулась вяжущая игла, а запасной ни одной нет. Зато есть в соседнем хозяйстве. Но за красивые глаза еще никто никому ничего не давал.

Доля вопил, что это не колхозная бахча, а база для одаривания всяких темных личностей, что из года в год колхозникам ничего с бахчи не перепадает, все уплывает то в район, то в область, то к каким-то сверхнужным людям.

Но как ни бушевал Доля, инженер все-таки загрузил багажник своего «Москвича», причем выбрал самые крупные арбузы. А нынче додумались еще лучше. Этим арбузам до полной зрелости еще бы с неделю надо быть на корню.

Унимая расходившиеся нервы, Доля сидел в шалаше, одну за другой палил цигарки и слышал, как у стола Федорович сыпал гостям забавные истории. Может, хотел сгладить неприятный разговор с ним, с Долей, а возможно, у него было просто хорошее настроение.

— …Берите, берите, — услышал Доля голос председателя. — Ребятишкам на гостинец. Помоги им, Пита пать…

«Уезжают, — сообразил бахчевник и подумал: — Чего это я как малец схоронился, надо вылезти…»

Доля, горбясь, выхромал из шалаша, держа в руках топор, и направился к краю буерака, нарубить сушняка для вечернего костра. Мимо него с двумя арбузами, прижатыми к животу, трусцой пробежал Пака, вслед за ним, щербато улыбаясь, тащил арбузы костлявый в соломенной шляпе. Председатель наводил порядок на столе. Толстолицый стоял рядом, покусывая нижнюю губу.

— Сами уберем, — сказал бахчевник, остановясь.

— Уберешь, а потом ругаться будешь, — озоруя глазами, ответил председатель. — Честное слово, я уж боюсь тебя, Данил Прокофич.

— Чего меня бояться? Я не кусаюсь…

— Товарищ, наверное, сегодня встал не с той ноги, — пошутил толстолицый.

— А я всегда с одной и той же встаю, — ответил Доля, и контролер, взглянув на деревяшку, смутился.

— Поехали, Петр Федорович, — сразу заторопился он и, лапнув за головку галстука, двинулся к машине.

Проводив гостя глазами, председатель укорил Долю:

— Ну и опозорил ты меня, Прокофич.

— Чем же это? — удивился бахчевник.

— Да ну тебя… Бухаешь, не глянув в святцы. — В голосе председателя прозвучала досада.

Чуть склонив вылинявшую голову, Доля усмехнулся:

— А зачем, Петр Федорович, мне в них глядеть? Я не поп…

Выбирая в надовражных зарослях сухостойные деревца, бахчевник слышал, как громко, сердито захлопнулась дверца автомобиля. «Обиделись! — подумал Доля. — Ну, и шут с ними! Ему, может, в мильон раз обиднее, когда ни за что, ни про что станичники каждый год колют ему глаза за эти проклятые арбузы. А при чем тут он? Пуще кобеля на каждого гамкает, а какой прок?»

И хотя Доля понимал правоту своих слов, нехорошо было у него на душе: может, все-таки напрасно затеял он этот разговор при чужих людях? Не зря, видно, председатель привозил их сюда…

Нагнувшись над чернотой старого кострища, Доля ломал на разжижку сушняк, ставя дрова шалашиком. За спиной неожиданно что-то тяжело плюхнулось, и сторож резко обернулся. У ног его с размаху упал Космос, мокрый, что называется, по самые уши.

— Фу ты, сатана! — выругался Доля. — Перепугал. — И, поднеся чуть согнутую жилистую ладонь к глазам, стал высматривать на дороге внука. Но Сережки не было видно.

— Надоело, что ль, на жаре печься? Один утек? — спросил Доля у кобеля, стряхивающего со слипшейся шерсти серый песок.

Космос привел себя в порядок, прошел в тень к вязу и растянулся, положив голову на лапы. Уронив из пасти мокрый язык, часто задышал, потемневшие бока ритмично задвигались, а глаза, сторожко следящие за руками хозяина, жмурились, будто он виноватился за какой-то свой поступок.

— Ай, не поладили вы там? — Доля затылком качнул в сторону пруда. — Небось, в воду лез, рыбу распугивал? Или не вовремя гамкнул. А Сережка и попер тебя оттуда. Да, брат, все беды от языка, это точно, — продолжал бахчевник, — Вон, погляди на Паку нашего, — Доля ткнул пальцем туда, где ходил полунемой, оглядывая владения, — щ-щастливый человек! А почему? Потому что молчит.

Слушая привычно ровный голос, Космос встал на ноги, еще раз с силой дрогнул горбиной и начал ластиться, тереться о деревянную ногу Доли.