Зимний престол

– Ну а коли Деревлянь, могучая и боевитая, своему слову верна и из-под руки Ингваровой не выходит, рано нам считать, будто судьба к нему спиной повернулась. А чем кончился поход, мы как вчера не знали, так и сегодня не знаем. Ты ведь не видел моего сына мертвым?

С этими словами Свенельд повернулся к Хельги; голос его оставался твердым, лицо почти спокойным, и можно было подумать, что речь идет о каком-то чужом человеке. Сейчас Эльга не видела его глаз, но вспомнила тот их разговор в «девичьей» избе Свенельдова двора, еще до возвращения Ингвара. «Его мать была красавица, – тогда вдруг сказал он ей. – Жаль, что ты не видела ее». И в тот миг Эльга не то что поняла, а прочувствовала сердцем, как дорог воеводе единственный сын.

– Нет. Он и его люди были на Евксине, а мы на Пропонтиде. Между нами вся Вифиния лежала.

– И греки, что были у тебя, не говорили, будто видели его мертвым?

– Нет.

– Ну а значит, рано ему бдын тесать.

– Но ведь уже зима! – воскликнула Эльга, отчаянно не желая вновь пускать в сердце надежду.

– Ты, княгиня… – Свенельд повернулся к ней, и его голос смягчился. – Решай! Коли ты грекам веришь, что мой сын погиб, войско разбито, никто не вернется – тогда нам Русскую землю не удержать, разделим на ваше и наше, и пусть каждый сам свое наследие спасает, как сумеет.

У Эльги изменилось лицо, дрогнули губы, готовые сказать «нет!».

– А если нет, – уловив это, еще мягче продолжал Свенельд, будто говорил с собственной дочерью, – то будем ждать, на богов положась. Мы им жертвы принесли, почтили, угостили – теперь за ними дело.

– Да, – выдохнула Эльга. – Правда твоя. Я не верю… что никто не вернется. Мы будем ждать. До весны… до новой зимы. А пока не будет верных вестей, пусть все остается как есть.

По гриднице пролетел порыв облегченных вздохов. Каждый уже видел мысленно, как рушится весь уклад жизни, с такими потрясениями собиравшийся в последние десятилетия.

– И где же ты будешь? – спросил Честонег.

– Я… – Эльга вспомнила, что не все сложности разрешает эта надежда. – Что до меня, то я о себе все сказала. С другой знатной женой я мужа делить не стану. Коли нужна тебе болгарыня, – она твердо взглянула на Ингвара, – живи с ней здесь, а я себе возьму Вышгород. Там будет мой и сына моего княжий стол. Но ты, как мужчина, будешь править большой дружиной, потому тебе от даней пойдет две трети, а мне – треть, и треть отроков я буду держать при себе. Сотским у меня прошу быть брата моего Асмунда.

Она обернулась к двоюродному брату, и тот поклонился в знак согласия. Человек разумный и миролюбивый, Асмунд был доволен, что все улаживается если не полностью, то настолько, чтобы сохранить мир в державе.

– А мне позволь с моими людьми в Витичеве на зиму остаться, – Хельги почтительно поклонился Ингвару. – Коли моя сестра-княгиня рассудила так, я воли ее не нарушу. Буду служить ей, полуденные рубежи Киева оберегать.

Ингвар глянул на Свенельда: тот быстро опустил веки. Эльга подумала: да и не согласись Ингвар, как бы он помешал Хельги остаться в Витичеве? Выбить его оттуда можно было только с помощью древлян, но тогда там засел бы Маломир, а это чем лучше?

Вдруг ощутив громадную усталость, Эльга наклонила голову. Все Олегово наследие едва не рухнуло на ее хрупкие женские плечи. Но как ей снести и ту часть, что досталась? Она не ходила в этот злополучный греческий поход, но обошелся он ей едва ли не дороже, чем всем этим гридям с розоватыми пятнами заживших ожогов на лицах.

* * *

Когда Свенельд уже в темноте вернулся домой, в собственной избе его поджидала Эльга. Она возвратилась с пира куда раньше, но не могла лечь спать, пока не разрешит свое недоумение. Владива приготовила хозяину постель, кринку кваса, а потом Эльга ее отослала и теперь сидела на скамье под оконцем, рядом с ларем, где горели две свечи в бронзовом подсвечнике. Свенельд жил очень богато: его доля в добыче и доходов от торговли не уступала княжеской, а расходы были далеко не те. Даже княгиня, попадая в его избу, чувствовала себя как в подземном Кощеевом царстве среди сокровищ земли. На полках почти во всю стену выстроились яркие поливные кувшины и блюда греческой работы, серебряные, медные. Отблески свечных огоньков играли на бронзовой, медной, костяной обивке больших ларей у другой стены.

Войдя и выпрямившись, Свенельд сразу увидел Эльгу – белую и неподвижную.

– Это что, мара пришла душить меня ночью? – Он усмехнулся скорее с пониманием, чем удивленно. – Если поцелуями, то я согласен!

После долгого пира он был заметно пьян, но не шатался, а лишь казался веселее обычного. Как ни была Эльга удручена и взволнована, а не смогла удержаться от улыбки при этих словах – так сильно напомнивших ей повадку его сына.

Она встала и подошла. Ростом Свенельд был чуть ниже Мистины, а глаза цвета желудя сейчас, в полутьме, выглядели черными, но она видела те же твердые скулы, те же прямые русые брови, лишь более косматые, и ей казалось, что через его лицо, как через волшебную чару, она может увидеть Мистину. И она так засмотрелась, что едва вспомнила, зачем его дожидалась.