Я дышу «Кримсоном»[74], Господь мой и Бог мой, и это высшее наслаждение, которое Жизнь способна дать мне Сейчас и Здесь. «Кримсон» проникает мне в кровь через пазухи Божественного Слуха, и все вокруг, хвала аудиоплееру, пропавшие любовники[75], все вокруг – Керуак и Кэссиди[76], летящие в машине по Парижу. Жизнь прекрасна, и посему я полагаюсь на судьбу: эта телка сгодится. Давай, Кикин, не сплохуй, твой первый гол – залог всех будущих побед; челюсть, не дрожи; нормально, вперед, вперед. Бинго, полное бинго, Кикин. Целых десять секунд, и никто ничего не заметил. Отлично. Я попал туда, куда надо. Эх, видели бы меня Мики и мамуля.
Я-то как раз споткнулся на первой ступеньке, потому что у них тут потемки, развели экономию, я б сказал. Пышечка прошла передо мной, шепотом повторяя себе под нос, три пирога, «7 Up», две кружки пива, как литанию, три с начинкой, ora pro nobis[77], кильки под соусом, ora pro nobis, turris eburnia[78], четыре пива. Меня она и взглядом не удостоила. Вот это мне уже, гляди-ка, не понравилось. Тут я уже разозлился, а ведь терпение у меня железное. Но психовать не стал, только обругал про себя Мики последними словами и все. И больше ничего пока. Просто бесит, когда с тобой ведут себя так, будто в упор тебя не видят.